– Есть, а как же, – добросовестно признался молодой человек и сверкнул щелочками глаз, готовый выторговать какую-нибудь работенку для своих многочисленных родственников. – В Железной слободе – дядька, брат троюродный в Игнатинской, кум у сестры артель целую держит, да племяшей немерено. Вам какого, собственно, надо, барин? Враз сыщу.
– Целый клан Кусаевых держит в руках Князьгород? – усмехнулся Брут. – Скажите, а все ли ваши родственники в ладах с законом?
– Мы честные люди. – В голосе слуги впервые за долгое время мелькнула настоящая обида.
– Это прекрасно! Я и не сомневался! Разве что совсем чуть-чуть… Знаете, Кусаев, к примеру, в Италии есть такие семьи, которым лучше не переходить дорогу… Я даже на секунду ужаснулся: может быть, мне следует быть с вами предусмотрительнее… Счастлив, что нет препятствия для нашего естественного общения…
– Ну так что с кузнецом-то? – несколько бесцеремонно вклинился Лутфи, уже понявший на собственном опыте, что на отвлеченные темы сэр Бенедикт может разглагольствовать бесконечно.
– Ах, с кузнецом… Вечно меня сбивают с темы праздные болтуны. С кузнецом вот что, Кусаев: возьмите сейчас эти шестеренки и попросите кого-нибудь из своих многочисленных, но добропорядочных родственников сделать с них копии, только не точные, а чтобы одного какого-нибудь зубчика или впадинки обязательно не хватало. Все ясно?
– Да, барин. – Молодой человек взял в руки железные детали. Неясно было только одно: что затевал этот странный доктор.
Все следующее утро Брут оставался в приподнятом настроении: насвистывал себе под нос и одевался с особенной тщательностью, каковая воплотилась в пышной манишке и брильянтовых запонках с завитками в виде свернувшихся саламандр. Дымчато-розовые очки добавляли образу некоторую инфантильность и светскость. Было видно, что сэр Бенедикт нравится самому себе как никогда.
К дому генерала они подкатили с шиком, по ступеням взошли с достоинством и с мягким снисхождением встретились с его нетерпеливыми обитателями.
– Ах, доктор, ну что?! – бросилась к ним навстречу генеральша, заламывая руки, как в дешевой пьесе.
– Нет никаких причин для беспокойства. – Криптозоолог не менее картинным образом вытянул золотой брегет из кармана и покачал им перед носом дамы.
Генеральша ловко сцапала часы.
Складывалось впечатление, что эти двое сбежали из одного театра.
– О боже, вы кудесник! Наш спаситель! А что чудовище?! Надеюсь, вы еще не успели его похоронить?! Ах как было бы бонтонно сделать из него чучело!
Сэр Бенедикт изменился в лице и несколько растерянно произнес:
– Я думал привезти его к вам завтра…
– Ни в коем случае! Завтра от него уже пойдет душок!
– Ваше превосходительство, вы меня не так поняли – живого.
Тут уж в лице изменилась генеральша. Стало ясно, что кудесник оказался чудотворцем, а чудеса в планах женщины предусмотрены не были.
– Как – «живого»?! Вы же его разрезали!
– Разрезал и зашил! – не моргнув глазом соврал криптозоолог.
Светская дама неловко всплеснула руками и закатила глаза, но альтернативное решение проблемы пришло к ней моментально, поэтому тщательно отрепетированный приступ чувствительности пришлось отложить. Она подошла немного ближе и, титаническим усилием победив в себе демона восклицательных знаков, предложила:
– Доктор, если эта ящерица так и не оправится после операции, то я буду считать своим долгом заплатить вам сверх гонорара еще и компенсацию за моральный урон, нанесенный смертью пациента.
– Ваше превосходительство, за такую неслыханную щедрость и доброту я готов бросить к вашим ногам все, кроме своей профессиональной репутации. – Сэр Бенедикт отстранился. – Я привезу фуцанлуна завтра, когда вернется его превосходительство. Мы можем обсудить с ним вопрос о компенсации…
Женщина побледнела, потом взяла себя в руки и пронзительно засмеялась:
– Ах, доктор, зачем же утруждать его превосходительство такими прозаическими вопросами?! Я всего лишь хотела сказать, что дополнительное поощрение вы получите в любом случае! Отлично выполненная работа и лояльность к клиенту того стоят!
– Не могу не согласиться! – с энтузиазмом воскликнул Брут и присоединился к неестественному смеху генеральши.
Лутфи, который во время всего спектакля скромно простоял в углу около двери, вспомнил свой единственный поход в зоосад и двух гаденько пересмеивающихся в вольере гиен. Надо сказать, что осмелься он изложить это воспоминание хозяину, то Брут непременно бы похвалил его за образность сравнения.
Когда криптозоолог уже собрался распрощаться с генеральским домом, неожиданно оказалось, что в его стенах вовсе не две гиены, а три. В холле к ним подскочил давешний гувернер-немец, но перемены в его поведении были разительны.
– Сэр Бенедикт, постойте! Я с самого утра вас жду. Хочу извиниться за свое вчерашнее поведение! Как говорят русские, не с той ноги встал. И обидел достойного человека – до сих пор стыдно! – На лице гордого германца неожиданно появилось заискивающее выражение. – Вы же не сердитесь на бедного учителя?