Миллиардер Скрудж по соседству

— Ты, наверное, пересматриваешь решение проводить со мной время. Думаешь: «Вау, она странная», и завтра поедешь обратно в Чикаго.

— Этого не случится, — говорит он. — Мне все ещё нужно присматривать за рождественской елкой.

— Верно. Ты не можешь отказаться от своих обязанностей, — я просматриваю меню и встречаюсь с его танцующими глазами.

— Мне нравится, когда ты рассказываешь, что тебя возбуждает, — говорит он. — На самом деле, очень сильно.

Его взгляд опускается на мои губы.

— Я бы ответил взаимностью, но боюсь, что могу отвлечься, если сделаю это. Я привез тебя сюда, чтобы поужинать, знаешь ли. Не уходить же, заказав напитки только ради того, чтобы целовать тебя до потери сознания в машине.

— Твоя машина достаточно большая, — говорю я. — Мы могли бы сделать больше, чем просто целоваться.

Адам стонет.

— Холли, я пытаюсь быть джентльменом.

— Я ценю это, но ты не обязан быть им.

— Да. Потому что такое чувство, что это могло бы… хорошо. Я хочу, чтобы у нас с тобой все было правильно. Это, — говорит он, предупреждающе поднимая палец в мою сторону, — не может быть просто рождественским перепихоном.

Я прикусываю нижнюю губу, тепло разливается по груди.

— Нет?

— Нет, черт возьми.

Я с улыбкой смотрю на меню, подыскивая нужные слова и не могу найти ни одного. Все происходит быстро, и это прекрасно, и теплое чувство в груди угрожает ударить в голову.

— Кстати, я хотела кое-что сказать. Я начала писать статью о Фэрхилл. Как мы и шутили.

Он откладывает меню.

— Да ладно? Расскажи.

Что я и делаю, заваливая его историей. Как все начиналось и к чему идет, и у кого я хочу взять интервью. Он задает вопросы и слушает, не сводя с меня темных глаз с неподдельным интересом. В ответ рассказывает о своей работе и о том, как многое в ней сильно отличается от того, что он делал вначале. Оказывается, у нас много общего.

Ни один из нас не находится в месте, которое мы любим.

За исключением, конечно, этого момента. Потому что нигде я не хотела бы оказаться сильнее, чем в грязной закусочной в северном Мичигане с Адамом Данбаром.

После ужина он отвозит нас домой и паркуется на подъездной дорожке к дому Данбаров.

— Как мы это сделаем?

Я натягиваю шапку ниже на уши и смотрю в зеркало заднего вида. Дом родителей освещен, как обычно, так по-рождественски и красиво, что это вызывает улыбку. И я ничего не вижу через окна гостиной. Они опустили жалюзи. У нас нет зрителей.

— Начинаем, — говорю я. — Беги, беги, беги!

Адам смеется и ведет нас по заснеженной земле к входной двери. Я туго натягиваю шарф на лицо как грабитель банка. Адам смотрит на меня и снова хихикает.

Мы заходим в дом. Там очень тепло, ничто не сравнится с прошлыми выходными, когда мы провели их вместе перед камином. Я не могу смотреть на этот чертов камин, не краснея.

Адам осторожно снимает слои, в которые я закуталась с головой.

— Как думаешь, твои родители были бы сильно против?

Я просовываю руки в шлевки его джинсов.

— Нет, вовсе нет. Они были бы в восторге. В этом-то и проблема.

— И почему?

— Папа дал бы тебе свое благословение на предложение.

Адам усмехается.

— Очень великодушно с его стороны.

— Они бы делали всевозможные намеки.

— Так хотят видеть тебя замужем?

Я пожимаю плечами.

— Возможно, не замужем, но определенно остепенившейся. Они вместе с девятнадцати лет и, естественно, думают, что все остальные, кто не выбирает тот же путь, поступают неправильно.

— Что ж, тогда мы вместе поступаем неправильно, — говорит Адам. Он берет меня за руку и тянет вглубь дома. Несмотря на отсутствие мебели и произведений искусства, это пространство больше не кажется грустным. Только не с освещенной рождественской елкой и ароматом имбирных пряников, все еще витающим в воздухе. Вчера я заставила его испечь печенье вместе со мной, во время обеденного перерыва, когда я якобы повела Уинстона на прогулку. Адам протестовал, но мне потребовалось всего лишь посыпать его мукой, чтобы тот сдался.

Мы поднимаемся наверх и подходим к открытой двери его спальни. Кровать посередине, как обычно, в беспорядке. Мы хорошо использовали ее после выпечки имбирных пряников.

— Куда ты меня ведешь? — говорю я с притворным страхом в голосе.

— Просто хочу кое-что показать.

— Здесь?

— Да. Ты сказала, что кое-что тебе понравилось раньше.

— Понравилось?

Он отпускает мою руку и начинает расстегивать свою рубашку.

— Что-то, что тебя возбудило.

Я смеюсь, наблюдая, как он медленно обнажает прядь темных волос на груди. Глуповатая сторона скрывается под холодной, спокойной внешностью, которую он демонстрирует миру. Это напоминает об Адаме, которого я знала — об Адаме, о котором начинаю заботиться.

— Вау, — говорю я. — Ты рекламируешь себя, не так ли?

Он разводит руками, улыбаясь.

— Да. Изнасилуй меня, Холли.

Как девушка может отказаться от такого предложения?

* * *

После этого я лежу в его объятиях. Кожа Адама теплая и упругая под блуждающими пальцами, свидетельство ежедневных тренировок. Я же занимаюсь йогой не каждый день, а скорее три раза в неделю.