Миллиардер Скрудж по соседству

— Что ж, тогда мне придется продолжать смеяться.

— Пожалуйста, — говорит он. — Итак, что я еще хочу знать? Хмм… Ты не обязана отвечать на этот вопрос, если не хочешь.

— О-о-о.

— Мне никогда не нравился кто-то, в кого я также был влюблен в детстве.

Я прикрываю глаза рукой.

— Адам.

Он смеется.

— Ты не обязана отвечать. Но я был бы рад, если бы сделала это.

— Ты настроен поставить меня в неловкое положение.

— Вовсе нет, — говорит он. — Я просто знаю, на какой ответ надеюсь.

Я медленно опускаю руку.

— Я никогда не надеялась, что человек, которому только что задала вопрос, выпьет?

Он хихикает и подносит стакан к губам. Адам не сводит с меня глаз, делая большой глоток виски.

— О, — шепчу я.

А затем делаю большой глоток виски.

Губы Адама изгибаются в полуулыбке. Это опьяняет, смешиваясь с жаром напитка, который прожигает меня насквозь, выжигая внутренности. Он протягивает руку, чтобы откинуть мои волосы назад. Легкие, как перышко, пальцы ласкают шею.

— Возможно, это плохая идея, но я очень хочу поцеловать тебя, Холли.

В моем сознании произошло короткое замыкание, и нет ничего, кроме его теплой руки на плече и глаз на моих. Он так близко.

Я наклоняюсь ближе, и Адам прижимается губами к моим.

Глаза закрываются.

Я целую Адама Данбара.

Но затем реальность просачивается внутрь, тепло его поцелуя, твердость руки, лежащей у меня между лопаток. Это приятно. Более чем приятно.

Он приподнимает голову на несколько дюймов. В его глазах вопрос

— Да, — шепчу я. Руки находят ткань его свитера крупной вязки и притягивают ближе. — Да.

Он мрачно усмехается и снова опускает голову. Адам целует меня медленно, неспешно и уверенно, как будто изучает форму губ и позволяет изучить его в ответ. Между ним и огнем тепло разливается по коже, и оседает глубоко в животе.

Я таю.

Я не знала, что поцелуи способны на такое. Заставить почувствовать, что я исчезаю и существую одновременно, становлюсь кем-то новым в его объятиях. Адам кладет теплую руку мне на шею. Он прерывает поцелуй и проводит большим пальцем по моей щеке.

— Спасибо тебе, метель, — бормочет он.

Мои руки под его свитером сжимаются в кулаки.

— Не останавливайся.

Он и не думал.

Его губы уговаривают мои раскрыться, добавляя темного жара языка. Я осторожно поднимаю руки к его шее и запускаю одну в волосы. Густые шелковистые пряди между пальцами ощущаются так… идеально.

Я тяну за пряди и Адам издает низкий горловой стон.

Я падаю или он толкает, трудно сказать, но некоторое время спустя осознаю, что лежу на ковре, а мужчина нависает сверху.

Адам целует меня так, словно впереди вся ночь. Томный и дразнящий, смешивающий легкое с глубоким. Это сводит с ума.

Он опирается на руку и мягким движением убирает волосы с моего лица.

— Как себя чувствуешь?

— Отлично. Даже превосходно, — я сгибаю колено и упираюсь им в его бедро. — Никогда еще отключение электричества не доставляло мне такого удовольствия.

Он улыбается и опускает голову мне на шею. Борода щекочет кожу, а затем он целует меня там, горячие губы прокладывают линию вверх к уху. Я зажмуриваюсь и неловко часто дышу. Шея — моя ахиллесова пята.

— Хорошо, — бормочет он. — Ты не слишком много выпила?

— Ровно столько, сколько нужно, — я притягиваю его к себе и снова целую. Внезапно становится ясно, что этого будет недостаточно. Не сегодня, а может быть, и никогда. Мы целуемся перед камином, кажется, целую вечность и мгновение ока. Когда он отрывается от меня, губы распухшие, а все тело наливается тяжестью от желания.

— Куда ты идешь? — спрашиваю я, приподнимаясь на локтях. — Адам?

Его глаза остекленели, когда тот скользит ими по моему телу. Только один раз и быстро, прежде чем смотрит в сторону кухни. Его челюсть двигается.

— Ты замерзаешь, и уже поздно. Я принесу постельное белье.

— Мне не холодно, — говорю я.

Он одаривает меня улыбкой, наполовину извиняющейся, наполовину самодовольной.

— Нет, но мне становится слишком жарко.

— О.

Адам поднимается по лестнице, а я все ещё лежу перед камином, ошеломленная. Неужели это только что произошло? Что будет, когда он вернется? Уинстон полностью предоставлен самому себе на диване и тихо похрапывает, вытянувшись.

— Не просыпайся в ближайшее время, — говорю я. Затем приходится зажать рот рукой, чтобы сдержать нервный смешок.

Адам возвращается, неся матрас и одеяло, перекинутое через плечо. Немного повозившись, мы расстилаем матрас перед камином. Ширма должна защитить нас от любого пламени, но другой вариант — спать в холодном доме, и это кажется менее безопасным.

— У меня есть только одно, — говорит Адам.

— Одно одеяло? Ничего страшного.

— Я могу поспать на диване.

Я с сомнением смотрю него.

— Ты не поместишься. Матрас достаточно большой для нас обоих.

— Да, точно, — он хватает виски и осушает стакан.

Желудок исполняет танец нервов и предвкушения.

— Если ты не против?

— Определенно не против.

— Хорошо, — я говорю себе быть храброй и тянусь за подолом свитера. Стягиваю его через голову и тут же жалею об этом, кожа на голой руке покрываются гусиной кожей от холодного воздуха. Слава Богу, что на мне кофточка.