Миллениум

— Не откажусь. — Артур во время своих многочисленных путешествий дегустировал экзотические кушанья, но конкретно об этих он ничего не слышал. — Я надеюсь, что мы друг друга поймём, Валерия Вадимовна, и наша деликатная беседа пройдёт гладко. Думаю, что вы тоже этого хотите.

— Да, очень хочу. — Лера пыталась плотнее сжать губы, но они всё равно дрожали. — Подождите немного, я быстро соберу на стол. И можно ещё об одном вас попросить? Не называйте меня по отчеству — я ещё слишком молода для этого. И потом, официальное обращение постоянно напоминает мне о том, что я — преступница. И могу быть арестована…

— Что вы, Лео, я обещаю не задерживать вас! Надеюсь, на ваших руках нет крови. — Тураев увидел, как вздрогнула девушка, а потом несмело улыбнулась. — Я понимаю, что вы нарушили закон. Но я помню, как жестоко вы поплатились. Я хочу узнать правду, и только.

— Я клянусь своей жизнью и памятью родителей, что не утаю ничего. Действительно, мне очень трудно одной нести этот тяжкий груз. Да, я никого не убивала. И ничего не воровала, если не считать моего собственного ребёнка, судьбой которого я распорядилась единолично.

Валерия произнесла последнюю фразу шёпотом и быстро вышла из холла, обдав Тураева запахом нашатыря. Артур перевёл дыхание и только сейчас почувствовал, что майка и форменная рубашка прилипли к телу — даже ему этот спокойный и в то же время невероятно напряжённый разговор дался нелегко. Можно представить, что переживает сейчас на кухне ещё не оправившаяся после двух операций и сильной простуды Валерия, и потому нужно быть с ней максимально деликатным.

Да, она фактически призналась в том, что продала своего первенца в Англию. Но Тураев куда сильнее осуждал тех матерей, которые оставляли новорождённых в роддомах, подбрасывали к чужому порогу, а то и просто убивали. А закон почему-то оказывался к ним куда более снисходительным, чем к уступившим своё чадо другим людям за деньги.

И всё-таки гений Олежка Грушин, самоотверженный добряк, которого два дня назад пришлось отогревать в ванне! После того, как он выслушал поклёпы старухи из останкинского двора на всех соседей, частный сыщик начал глухо кашлять и едва не слёг. Но, кажется, всё обошлось, и Олег уехал на несколько дней в Жуковский — там жил его отец, бывший военный лётчик-ас, прошедший Корею и Вьетнам. Теперь Олег каждый месяц навещал овдовевшего старика, подкидывал деньжат, так как пенсии орденоносца на жизнь не хватало.

А потом нужно будет поручить Грушину узнать побольше о Любе Горюновой, попробовать найти её родственников и грудного ребёнка, которого вся семья усиленного от кого-то прятала. Артур был уверен на сто процентов, что Олег Грушин узнает, от кого именно. И поймёт, зачем Горюновы делали это.

* * *

— Я очень хотела иметь малыша. Я бредила им, видела его в своих снах ещё до того, как забеременела. Представляла своего сына самым сильным, умным, красивым на свете…

Валерия положила в рот ложку варенья. Артур пока ни к чему не притрагивался, чтобы не отвлекаться и постоянно контролировать работающий в кармане диктофон.

— В ЗАГСе я была самой нарядной невестой — в королевском платье на кринолине, с жемчугом в ушах и на шее. Рубецкий никак не мог изловчиться и поднять меня на руки. Потом мы обвенчались в Никольском соборе. Искренне поклялись друг другу прожить лет пятьдесят, а то и больше, бок о бок, и умереть в один день. Мама с папой таких обещаний не давали, но именно с ними это и произошло. И Леоновы, и Рубецкие в один голос просили сделать их бабушками и дедушками. Мы с Феликсом были единственными детьми у своих родителей, и потому у них на нас была вся надежда. Сватья взаимно пожертвовали самое драгоценное, что имели. И свекровь настояла, чтобы прекрасная принцесса не возвращалась в общагу, а поселилась у них. Нам с Феликсом выделили комнату с балконом, и его мать принялась кормить меня, как на убой…

Артур вспомнил, как недавно разглядывал свой собственный альбом и переживал тот далёкий день заново. И сколько же сияющих от счастья парочек вдребезги разбиваются о быт, о трагедии, просто о несбывшиеся мечты! Почему-то в день свадьбы всегда кажется, что именно тебя и твою половину все беды обойдут стороной. Но так, к сожалению, не получается.

— Я встала на учёт в ноябре девяносто седьмого, — продолжала Валерия, пристально глядя в свою чашку.

Она, казалось, не ощущала вкуса еды, старалась жевать салат и давилась.