В других газетах, как это обычно бывает, приводились версии, различавшиеся деталями (в каком ряду сидели покушавшиеся, количество произведенных выстрелов и т. д.) — у свидетелей преступления, находившихся в состоянии стресса, складывались субъективные, порой фантастические впечатления. Одно не подлежит сомнению — это было спланированное покушение именно на Милюкова, который остался невредим лишь по счастливому стечению обстоятельств, Набоков же был убит случайно.
Таборицкий на следствии показал, что должен был убить Милюкова, если бы это не удалось Шабельскому, но считал, что тот как старший товарищ имел на это «преимущественное право». Преступники заявили следователям, что, уезжая из Мюнхена, уничтожили свою частную переписку, а перед тем как направиться в зал, где выступал Милюков, попрощались друг с другом в уверенности, что один из них или оба будут убиты.
Согласно обвинительному акту, инициатива покушения принадлежала Шабельскому, решившему убить Милюкова еще после его знаменитой речи 1 ноября 1916 года. Но скорее всего, план убийства созрел в связи с призывами Милюкова отказаться от военной интервенции против Советской России. На это, естественно, накладывались мысли, что сама большевистская власть возникла в результате «предательства» либералов, прежде всего Милюкова, и именно его действия привели к «анархии» в отечестве.
«Последние новости» утверждали, что покушавшиеся состояли в партии монархистов, съезд которой должен был начаться в те дни в Берлине. При этом газета осветила и реакцию самих монархистов во главе с бароном Михаилом Александровичем фон Таубе: они отрицали свою причастность к совершенному террористическому акту. И всё же милюковская газета акцентировала внимание на связи покушения с давними замыслами монархических кругов, причем убийство Милюкова должно было стать, по мнению ее редактора и одновременно объекта покушения, сигналом для других терактов.
Указывались, но ничем не подтверждались дата (10 марта) и место собрания в Мюнхене, на котором якобы был разработан план покушения, что должно было служить доказательством хорошей организации дела. Выдвигалась даже версия связи обоих преступников с германскими монархистами, недовольными Милюковым, критиковавшим за сотрудничество с ними крайне правые российские эмигрантские круги. Сам же Милюков считал: «Никаких политических доказательств связи этих лиц с группой крайних монархистов в Берлине пока не имеется. Но есть основания думать, что группа Маркова-2-го, недовольная настроением более умеренных монархистов, решила в последнее время перейти к террористической деятельности»{823}.
Процесс по делу о покушении на Милюкова и убийстве Набокова проходил 3–7 июля 1922 года в уголовном суде берлинского района Моабит. Следствие установило, что Набокова убил Таборицкий. Он был приговорен к четырнадцати годам каторжной тюрьмы за соучастие в покушении и умышленное нанесение Набокову тяжелых ранений, послуживших причиной его смерти. Шабельский-Борк, признанный виновным в покушении на убийство Милюкова с заранее обдуманным намерением, получил 12 лет каторжной тюрьмы. Других соучастников преступления следствие не выявило.
Через много лет американский историк Уолтер Лакер убедительно показал, что Шабельский и Таборицкий были «молодыми помощниками» известного деятеля российской эмиграции генерала Василия Викторовича Бискупского, уже в то время сотрудничавшего с Гитлером, а позже являвшегося доверенным лицом нацистского Министерства внутренних дел. Еще до переезда в Мюнхен они создали в Берлине организацию наподобие «черной сотни»{824}. Оба террориста после прихода нацистов к власти были освобождены раньше срока и продолжили свою деятельность в Германии. Шабельский-Борк в 1930-х годах работал у Бискупского, в то время начальника Управления делами российской эмиграции нацистской Германии. Таборицкий в 1938 году стал помощником руководителя Русского национального союза участников войны генерала А. В. Туркула.
С момента покушения Милюков стал серьезно опасаться за свою жизнь. По неофициальным каналам, через старых знакомых в Министерстве иностранных дел Франции, он обратился к французским властям за защитой. Парижская полиция установила за Павлом Николаевичем и Анной Сергеевной «патронирующее» наблюдение по месту жительства и работы. Ничего подозрительного, однако, замечено не было. Информация самих Милюковых, «подавленных постоянным страхом», по мнению полицейского префекта, не давала оснований для продолжения наблюдения, и оно было снято{825}.
После покушения Милюков получил массу поздравлений, свидетельствовавших, что, несмотря на занятую им политическую позицию, многие известные и рядовые эмигранты продолжали относиться к нему с пиететом. К одному из таких писем (из Константинополя) был приложен рисунок «Птенцы реакции», изображавший мало похожего на себя Милюкова, которого с одной стороны клевал монархист, а с другой большевик, и подписью: «Они рады выклевать глаза один справа, другой слева»{826}.