Милюков

Николаевский, которого Милюков высоко ценил как вдумчивого коллегу и зоркого политического наблюдателя, отвечал ему сдержанной симпатией, видя его существенные недостатки и как личности, и как политолога-журналиста. Их первая содержательная беседа состоялась в самом начале 1927 года, когда Милюков приехал с лекциями в Берлин. Встречу организовал их общий старый знакомый Борис Исаакович Элькин, сотрудничавший в газете Милюкова (через много лет Элькин станет его душеприказчиком и одним из редакторов его воспоминаний). Николаевский писал другому видному меньшевистскому деятелю Ираклию Георгиевичу Церетели 13 января 1927 года, что Милюков подробно рассказал ему о борьбе внутри кадетской фракции Госдумы: «Этот рассказ существенно дополняет мои сведения, освещая события с иной стороны».

Милюков поведал Николаевскому, что РДО издало и нелегально переправило в Россию брошюру для крестьян, которую «с руками рвут». Николаевский, однако, скептически отозвался о «легкомысленном отношении» Милюкова к перспективам событий в России: «Он к весне ждет восстаний крестьянских и верит в существование мощно раскинувшегося по Руси Всероссийского крестьянского союза». «И всё же, — сообщил Николаевский в письме Церетели, — впечатление от него неплохое, почти бодрое. Мне кажется, что объяснение этому нужно искать в успехах «Последних новостей» среди эмигрантов. Здесь он чувствует почву под ногами… И газета, действительно, становится очень неплохой во всех смыслах»^{810}.

Церетели ответил: «Ваши впечатления от Милюкова очень интересны, и сопоставляя с моими собственными прежними впечатлениями то, что Вы теперь пишете, я хорошо себе представляю его настроение. Влияние большинства политических лидеров держится на их собственной уверенности в самих себе и в близком успехе их дела. Одни добросовестно имеют обе эти веры, другие делают вид, что имеют. Второй тип очень распространен в восточных странах, но Милюков, по моим впечатлениям, принадлежит к первому типу. И при всей его учености я его в моральном отношении всегда ставил выше, чем в интеллектуальном»^{811}.

Действительно, Милюков искренне верил в свою правоту — даже тогда, когда круто менял позицию и союзников, а лидерских амбиций ему было не занимать. Впрочем, в другом письме Церетели давал ему более критическую оценку — правда, только в связи с его книгой «Национальный вопрос: Происхождение национальности и национального вопроса в России», вышедшей в Праге в 1925 году. Николаевский же и позже продолжал считать Милюкова «приличным демократом-эмигрантом». Они вновь встретились в 1929 году в Берлине, причем Милюков поведал, что к нему специально приезжали представители Лейбористской партии Великобритании, чтобы получить сведения о первом секретаре советского полпредства во Франции Григории Зиновьевиче Беседовском^{812}, ставшем в 1929 году невозвращенцем. Таким образом, Милюкова считали весьма компетентным экспертом в советских делах.

Всё это свидетельствует о правоте М. В. Вишняка, писавшего: «П. Н. Милюков был комбативной (то есть боевой. — Г. Ч., Л. Д.) и твердой натурой. Политике он подчинял личные отношения и не прощал несогласия с ним — особенно тем, кого считал себе близким. Он воспринимал такое несогласие как бунт или восстание против себя или даже как измену или злоупотребление доверием. Через всю жизнь пронес он неприязненное отношение к социализму. Это не мешало ему иметь друзей среди умеренных социалистов… и нередко искать соглашения и коалиции с социалистическими группировками»^{813}.

Глава вторая НОВАЯ ПОЛИТИКА И «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ»

Изменение отношения к Советской России

и связанные с ним конфликты

Главная задача, которая была в начале 1920-х годов поставлена Милюковым перед своими сторонниками и прежде всего перед самим собой, — разработать основы, а затем и детали новой политики по отношению к Советской России и попытаться убедить в ее правильности как можно более широкие круги эмигрантов.