Микеланджело. Жизнь гения

Неизвестно также, кто был заказчиком «Манчестерской Мадонны». Судя по ее относительно небольшим размерам и сюжету, она скорее предназначалась для дворца или дома, нежели для церкви, однако она больше, чем обыкновенно бывают картины, украшающие стены частных молелен. Выходит, заказчик был человеком состоятельным. У Микеланджело в Риме насчитывалось не так уж много покровителей: в девяностые годы, кроме разочаровавшего Микеланджело кардинала Риарио, это был Якопо Галли. Возможно, Галли, в ту пору усердно искавший для Микеланджело возможностей заработать, нашел ему в Риме этот заказ. Однако нельзя полностью исключать и другую кандидатуру: Пьеро Медичи, у которого быстро истощались средства и возможности, все еще не утратил интереса к творчеству Микеланджело[300].

Пьеро не смог оплатить Микеланджело заказанную скульптуру, но он и после этого поручил Микеланджело какую-то работу, и на сей раз, видимо, это уже ваятель не сдержал своего обещания. Спустя год, 26 марта 1498 года, он снял со своего банковского счета тридцать дукатов, чтобы выплатить эту сумму Пьеро Медичи, возможно за так и не доставленную работу. Это довольно скромная сумма, пятая часть того, что получил Микеланджело за «Вакха», но, вероятно, уместная, если речь идет об оплате картины среднего размера или о предоплате за подобную работу[301].

Хотя картина не окончена, наиболее завершенные фрагменты «Манчестерской Мадонны» свидетельствуют о том, что она предназначалась утонченному ценителю, который стал бы созерцать ее, наслаждаясь деталями. Например, складки красной туники, ниспадающей на ноги Мадонны, выписаны точно и изящно, что под силу только живописцу, умеющему виртуозно передавать текстуру ткани. С точки зрения техники это картина, выполненная художником, изучавшим методы Гирландайо. Однако существует и отличие. «Мадонна» создана художником, к которому применимо знаменитое прозвище Пикассо «живописец-скульптор». Иными словами, автор «Манчестерской Мадонны», накладывая красочные мазки, мыслил категориями ваяния.

«Манчестерская Мадонна» состоит почти исключительно из фигур, подобно «Вакху» помещенных на небольшое каменное возвышение. Персонажи сгруппированы в тесном пространстве, и, хотя никакие посторонние манипуляции никогда не меняли композиции – никто не обрезал деревянную доску, на которой картина написана, – фигуры ангелов по краям поместились не полностью. Художник сосредоточивает внимание на словно сжатом в пространстве картины скоплении тел с их перекликающимися позами и жестами и тканей с их повторяющимися переливами. Эта картина написана профессиональным, искусным художником, наделенным «скульптурным» воображением и, как ни странно, почти не интересующимся многими эффектами, которых можно было бы достичь специфическими живописными средствами.

В картине нет «воздуха», нет в ней и глубины пространства, иллюзию которой способна создать линейная перспектива, отсутствует (или почти не отсутствует) пейзаж, она решительно отвергает те очаровательные случайные детали, которые обычно можно встретить на флорентийских полотнах, изображающих Мадонну с Младенцем, в том числе у Гирландайо: здесь нет ни голубых далеких холмов, ни тропинок, ни цветущих лугов, ни башен и стен близлежащих городов. Аккуратные параллельные мазки кисти, которыми выписан подмалевок на плате Девы Марии и подобие каменного пьедестала, на котором размещена вся группа, неумолимо напоминают следы, оставленные на мраморе резцом скульптора.

Манчестерская Мадонна. Ок. 1496

Вместо пейзажа и атмосферы художник почти яростно сосредоточивается на форме, столь четко очерченной, что в наиболее полно завершенных фрагментах, например фигуре младенца Иисуса, она предстает почти полированной и твердой. Очарование картины и выразительность заключенного в ней религиозного послания зиждется на визуальной телесности, на глубоком внимании к тончайшим анатомическим деталям, которое будет свойственно Микеланджело на протяжении всей творческой жизни. Так, визуальное повествование на картине ведется в значительной мере на языке жестов, в него вовлечены руки и пальцы: младенец Иисус протягивает одну ручку, указывая на пророческое описание грядущих страстей в книге, которую держит Мария, а другой, как это свойственно маленьким детям, хватается за плат матери. Один лишь Иоанн Креститель направляет взор на зрителя, тем самым подчеркивая всю серьезность мгновения.

Если не считать едва заметного зеленого проблеска по краям и чуть приоткрывшегося неба вверху, то перед нами предстает образ, который мог бы быть высечен из камня. Пожалуй, автору хватило бы и одной глыбы мрамора, в крайнем случае трех: одной – для центральной группы и еще двух – для ангелов по бокам. Сами ангелы еще не вышли из отрочества, они явно мужеского пола, а тот, лик которого обращен к зрителю, отчетливо напоминает «Вакха», «Давида» и «Святого Прокла».