Микеланджело. Жизнь гения

На первый взгляд у Микеланджело существовали вполне разумные причины уехать из Рима. Судя по письму Арджентины Содерини, он намеревался искать более подходящие мраморные глыбы в каррарских каменоломнях. Однако, по-видимому, у него были и иные основания для отъезда. В начале августа встревоженные друзья прислали ему из Рима два письма. Первое, датированное 9 августа, написал Леонардо Селлайо, которому Микеланджело наказал приглядывать за домом и мастерской в Мачелло деи Корви. По словам Селлайо, внезапный отъезд Микеланджело якобы вызвал слухи. Селлайо и сам явно испытывал сомнения, но подбадривал Микеланджело, который-де сумеет доказать, что сплетники, распространяющие молву, будто ему не по силам завершить работу над гробницей, – отъявленные лжецы[789].

Потом Микеланджело написал его друг Джованни Джеллези, выразивший удовольствие тем, что Микеланджело обрел равновесие и спокойствие духа и готов «восстановить свою честь»[790]. По-видимому, Микеланджело уехал из Рима в скверном состоянии, либо физическом, либо моральном.

Может быть, его нервный срыв объясняется катастрофой, постигшей статую «Воскресшего Христа», которую он высекал для Метелло Вари. На позднем этапе работы Микеланджело обнаружил во мраморе безобразную черную прожилку, похожую на шрам, пересекающий щеку Христа от носа до бороды. Дефект в менее заметном месте можно было бы проигнорировать, но закрыть глаза на столь явный – нельзя[791]. Затратив гигантские усилия, Микеланджело пришлось прервать работу над статуей, на которую у него не было времени изначально. Бедственного состояния статуи вполне могло оказаться достаточно, чтобы ввергнуть Микеланджело в пучину отчаяния.

В довершение ко всему между двумя ассистентами Микеланджело в его мастерской произошла ссора, которая не могла не вызвать раздражение мастера. Его помощник Сильвио Фальконе, у постели которого он проводил целые ночи без сна за несколько лет до описываемых событий, ушел от него или был выставлен. Спустя год-два он напишет Микеланджело письмо, в котором смиренно, извиняющимся тоном расскажет, что теперь, когда он ведет дела самостоятельно, удача к нему не особо благоволит[792]. Он хотел попросить прощения у Пьетро Урбано, другого ассистента Микеланджело, о котором мы узнаём из его письма впервые; можно предположить, что причиной их ссоры стала еще и ревность.

Впрочем, Микеланджело столкнулся и с куда более серьезной проблемой и вынужден был принимать решение из числа тех, от которых зависит вся дальнейшая жизнь.

* * *

Отлучив Франческо Марию делла Ровере от церкви, Лев и его племянник Лоренцо вступили с ним в недолгую войну, стремясь изгнать Франческо из герцогства Урбинского. Эту дорогостоящую и рискованную экспедицию частично оплатило папское казначейство. 30 мая 1515 года Урбино сдался, и к концу июня вся территория герцогства перешла под контроль Медичи[793]. В июле Лоренцо официально получил герцогский титул. После этого Лев смог сосредоточиться на менее насущных, не столь практических тратах. Одним таким проектом стал весьма затратный и, строго говоря, не так уж необходимый фасад церкви Сан-Лоренцо во Флоренции, семейного родового храма Медичи.

Подобно многим главным церквям города, Сан-Лоренцо была оставлена без пышного лицевого фасада. В этом храме покоились Козимо Старший и Пьеро Подагрик, храм примыкал к палаццо Медичи. Трудно было найти архитектурное сооружение, более подходящее для того, чтобы через его посредство объявить всему миру: Медичи вернулись и вновь властвуют над Флоренцией. Вероятно, они уже некоторое время задумывались о завершении фасада, по крайней мере с прошлой осени, со времен триумфального вступления Льва в город[794].

Возможно, именно по этой причине в июне 1515-го, за год до возвращения Медичи, Микеланджело предвидел, что ему придется вновь поступить на службу к папе. Сведения о планах понтифика могли поступать Микеланджело из ближайшего папского окружения, через Доменико Буонинсеньи, секретаря кардинала Джулио Медичи. Если кто-то и побуждал Микеланджело участвовать в этом новом плане, то это, судя по всему, был кардинал, впоследствии ставший одним из величайших, наиболее чутких и проницательных покровителей мастера. Есть свидетельства, что Лев испытывал искушение отдать этот заказ своему любимому художнику Рафаэлю Урбинскому, который уже руководил выполнением нескольких крупных проектов – плавно, гладко и без всяких осложнений.

В глазах Микеланджело великолепное флорентийское предприятие являло собой дилемму. С одной стороны, финансовые, творческие и моральные обязательства вынуждали его завершить гробницу Юлия. Кроме того, фасад Сан-Лоренцо обещал стать памятником семейству Медичи, к которому он питал двойственные чувства. С другой стороны, ему представлялся неоценимый случай создать блестящее произведение искусства в своем родном городе, посрамить поколение более молодых художников и победить своего заклятого врага.