Микеланджело. Жизнь гения

Буонарроти попытались соответствовать данной традиции, поскольку остальные представители клана, по-видимому, тоже переехали в эти новые дома. Однако в конце концов собственность на Виа Гибеллина стала еще одним поводом для раздора. Причина этого крылась в том, что члены семьи Буонарроти совершенно не подходили друг другу по характеру, темпераменту и склонностям. Судя по тому, что писал Микеланджело в те дни, когда он и его родные обрушивали друг на друга каскады взаимных обвинений, он, создавая такие свои бессмертные шедевры, как Сикстинская капелла, был движим желанием вернуть семейству Буонарроти его прежний высокий статус, который, как (неверно) полагал Микеланджело, оно некогда утратило. Микеланджело волновался и тревожился всякий раз, когда кто-то из его близких серьезно заболевал. Однако он не скрывал, что недолюбливает Джовансимоне, и избегал общества младшего брата Джисмондо. На прочих Буонарроти его успех производил глубокое впечатление; в особенности Буонаррото старался помогать ему, как мог. Но все они побаивались его дурного нрава, видимо, считая эксцентричным, а то и слегка безумным.

В отношениях Юлия II и Микеланджело тоже появилась некоторая натянутость. Как мы видели в случае с бронзовым «Давидом» и алтарем Пикколомини, Микеланджело не всегда восторженно стремился воплотить идеи заказчика. Однако замысел Юлия, поручившего Микеланджело расписать потолок Сикстинской капеллы, был великолепен и даже, возможно, превосходил собственные представления мастера. Дав Микеланджело этот заказ, папа оказал огромную услугу и самому художнику, и потомкам. Без росписей потолка Сикстинской капеллы творческое наследие Микеланджело было бы лишено своей истинной жемчужины, своего триумфального венца.

По-видимому, папа живо интересовался фресками: он навещал Микеланджело за работой, взбирался на стремянку, чтобы взглянуть на росписи, а художник протягивал ему руку, помогая подняться на помост[633]. Впрочем, вскоре эту гармонию омрачили разногласия.

Юлий и Микеланджело, кроме вспыльчивости, разделяли еще одно свойство характера. Оба они были нетерпеливы. От природы любопытный и не терпящий проволочек, Юлий, как только Микеланджело расписал половину потолка, а именно от двери до середины свода, пожелал открыть ее для взоров. К сожалению, когда Микеланджело наконец подготовил завершенный фрагмент для торжественного открытия, папы в Риме не оказалось. Он принял решение уехать и покинул Рим в одночасье 1 сентября 1510 года[634]. Впрочем, слухи о его возможном отъезде циркулировали уже некоторое время. Пока Микеланджело пребывал на лесах с кистью в руке, вращались великие колеса политики.

Пытаясь превратить папство в сильного, могущественного и несокрушимого игрока на политической арене, Юлий II сначала заключил союз против Венеции с Францией, императором Священной Римской империи Максимилианом I и Испанией, то есть с ведущими европейскими державами. Затем, обеспокоенный растущей ролью Франции в итальянской политике, он пошел на попятный и вступил уже в альянс с Венецией против Франции[635]. Военная кампания Юлия против французов продолжалась и летом 1510 года, захватив его целиком. «Эти французы лишили меня аппетита, меня мучает бессонница», – жаловался он венецианскому посланнику.

Как он часто поступал и прежде, Юлий отправился в пастырскую поездку по Папской области. Но для Микеланджело это, видимо, стало неожиданностью. Когда он завершал «Сотворение Евы», Юлия в городе не было, однако его возвращения ожидали всякую минуту, – а Микеланджело как раз намеревался попросить у папы пятьсот дукатов, которые тот остался должен ему за прошлогоднюю работу, и еще пятьсот – задаток, по мнению Микеланджело долженствующий в том числе покрыть расходы на последнюю часть строительных лесов. Однако вести пришли неутешительные: выяснилось, что папа отправился с войском на север и не намерен возвращаться в столицу, а, напротив, призывает к себе кардиналов из Рима.

И тут Микеланджело получил из дому письмо, где сообщалось, что Буонаррото заболел. Микеланджело охватила тревога, он оказался перед дилеммой. Если его брат серьезно болен, то ему надлежало бросить все и тотчас же поскакать во Флоренцию. Но если он так поступит, то Юлий разгневается. (Вероятно, Микеланджело слишком хорошо помнил, в какую тот пришел ярость, когда он в последний раз уехал из Рима без разрешения.)

Как он писал отцу, «папа уехал отсюда, не оставив никакого распоряжения, так что я сижу без денег и не знаю, что мне делать. В случае моего отъезда я не хотел бы, чтобы он разгневался, а я бы потерял то, что мне причитается, оставаться же здесь я едва ли могу»[636]. Он умолял Лодовико удостовериться, что Буонаррото исцеляют всеми возможными средствами, и, если потребуется, снять для этого деньги со сберегательного счета. В конце концов Микеланджело решил поехать на север и потребовать оплаты у своего покровителя, но выбрал для этого не самый благоприятный момент.

Глава двенадцатая Воплощение