Микаэл Налбандян

Из Эчмиадаина пришло распоряжение, чтобы Микаэл Назаров Устаян, он же Налбандян, срочно прибыл к католикосу, дабы держать ответ за свои «непорядочные и нечестивые действия».

Положение еще более усложнилось, хотя Маттеос Веапетян и старался всячески защитить своего секретаря. Сообщив в Эчмиадзин, что он не может пока приехать за неимением средств на дорожные расходы, Микаэл на время почувствовал себя в безопасности.

Микаэл Налбандян — Григору Налбандяну.

14 марта 1852 г.

«Твое письмо получил, вот пишу ответ, чтобы за меня не боялись и из-за всяких глупых слухов не беспокоились. Хотя и вызывали, но у меня не было времени, о чем и сообщил им надлежащим образом».

Однако так или иначе он был в положении беглеца. А сколько можно оставаться беглецом? До тех пор, пожалуй, пока Маттеос Веапетян в состоянии защищать Микаэла.

Следовательно, пришло уже время указать епархиальному начальнику его место.

И по распоряжению католикоса епископ Саркис Джалалян начал в епархиальном совете расследование. Одновременно с этим католикос попросил графа Михаила Воронцова арестовать и препроводить в Эчмиадзин Микаэла Налбандяна.

Михаил Воронцов — Нерсесу Аштаракеци.

«Содержание почтеннейшего отношения вашего святейшества о высылке из Нахичевана в Эчмиадзин дьяка Михаила Налбандяна я сообщил г. Екатеринославскому гражданскому губернатору, для надлежащего распоряжения».

Кольцо вокруг Микаэла сжималось все туже и туже. Однако судьба, казалось, покровительствовала ему. Когда Нахичеванский магистрат во исполнение распоряжения наместника отправил полиции Кишинева, где в это время находился Налбандян, письмо с распоряжением арестовать его, было уже поздно — Микаэл успел выехать в Нахичеван.

Поздно вечером 5 июня 1853 года он въехал в Нахичеван. Однако весть о его прибытии с быстротой молнии разнеслась среди его друзей и соратников. «Священники в ризах явились к нему, дабы принести ему дань своего уважения», — пишет Очевидец.

А Габриэл Патканян послал известить Микаэла, что хочет срочно видеть его.

«Они вместе вышли из города на прогулку, — продолжает Очевидец. — Габриэл поинтересовался, видел ли его кто-нибудь, когда он въезжал в город? Микаэл вспомнил, что встретил лишь какого-то водоноса. Но и этого было достаточно, чтобы отец Габриэл серьезно обеспокоился. Он был уверен, что водонос обязательно сообщит об этом в магистрат. Все в городе знали, с каким нетерпением ждут Микаэла Арутюн Халибян, Саргис Джалалян и Мкртич Екенян… Поэтому, срочно вернувшись домой, Габриэл приказал запрячь свою пролетку, вывел черным ходом Микаэла и еще долго стоял, прислушиваясь, как постепенно стихает в ночи стук копыт… Такая поспешность оказалась очень кстати, ибо вскоре явились полицейские, перед которыми, однако, Габриэл ловко разыграл простачка.

…На другой день в доме мастера Казара был траур, так как прошлым вечером Микаэл, появившись на короткое время, внезапно исчез. Никто не знал, куда он ушел. А может, он утонул в Доне или убит?

Ничто в Нахичеване нельзя было удержать в секрете. Через несколько дней по городу стали расползаться слухи, что Габриэл, мол, неведомыми путями узнав, что Микаэлу грозит арест, помог ему сбежать из города.

Арутюн Халибян счел свою программу хоть и частично, но выполненной. В одном, он был уверен твердо: спасаясь от ареста, Микаэл какое-то время должен будет молчать. Кроме того, Халибяну было известно, что другой его соперник — Маттеос Веапетян — в ближайшем будущем также будет нейтрализован. Католикос не мог простить ему ни покровительства дерзкому Налбандяну, ни разрешения на запрещенный брак детей Лазарянов, ни обращения к светским властям по поводу церковных средств. За все эти «прегрешения» католикос намеревался перевести Маттеоса Веапетяна в Астраханскую епархию.

Оставался лишь Габриэл Патканян, который, несмотря на все клятвы и заверения, тем не менее действовал против Халибяна.

И на этот раз Арутюн Халибян действовал своими излюбленными методами. С помощью подкупленных свидетелей Патканян был обвинен в «намерении убить Халибяна». Поспешно созванное судебное заседание осудило «преступного организатора покушения», и Патканяна тут же отправили в ростовскую тюрьму, где он пробыл долгих семь лет.

…И жизнь в Нахичеване-на-Дону стала вновь входить в свое обычное застойное русло. Национальные проблемы и заботы были забыты. Начавшаяся было борьба за справедливость сменилась бессмысленным соперничеством, столь характерным для быстро разбогатевших мещан с заплывшими от жира мозгами.