Микаэл Налбандян

Очевидец пишет: «Они ездили в Сибирь за маслом, которого было там много, отборного качества и дешевого. Закупленным маслом они заполняли огромное количество бочек и бросали их в быструю реку Каму. Вода несла с собой эти бочки до самой Волги. Потом товар плыл по Волге до самого Царицына. Здесь бочки вылавливали из воды, сушей переправляли до Калача и здесь вновь сплавляли по Дону до Нахичевана… А в Нахичеване товар через причалы Айрапетяна продолжал свой путь в Константинополь, Западную Европу, вплоть до Англии… Конечно, из России вывозилось не только масло. Нахичеванские купцы снабжали европейские страны также шерстью, кожей и драгоценной пушниной».

Расположение и доверие молодых негоциантов Налбандян завоевал не только своей принципиальностью. Дело в том, что и родные, и сводные его братья находились в среде тех же купцов, да и сестры его были замужем за купцами… Словом, они хоть и были обладателями скромного состояния, но зато «своими», посему «своим» был и Микаэл Налбандян. Кстати, Серовбэ, тот самый брат Микаэла, что владел аптекой, все-таки ухитрился разбогатеть и стал Серафимом Кузнецовым.

В те годы в Начихеване-на-Дону уже существовал антагонизм между «старыми» и «новыми», однако, еще не имея достаточно явного повода, чтобы выявиться во всей своей силе, он казался пока следствием обычной конкуренции.

Поэтому, когда Маттеос Веапетян для тщательной проверки состояния церковных средств создал комиссию под руководством Карапета Айрапетяна, Нахичеван-на-Дону тут же разделился на два лагеря.

Микаэл использовал каждый случай, чтобы напомнить горожанам о школе Габриэла Патканяна, всегда напоминал, что первым вопрос о церковных средствах, являющихся общественной собственностью, поднял Патканян, за что и был сослан. И будет весьма справедливо, внушал Микаэл, если нахичеванцы потребуют возвратить из Тифлиса своего любимого учителя, а на отобранные у Халибяна церковные средства построят настоящую школу.

Его старания не пропали даром. Те же самые люди, которые пикнуть не смели, когда несколько лет назад в доме Зенгин Карапета вершилась расправа над Патканяном, теперь составили ходатайство и представили его в магистрат.

Городской голова принадлежал к лагерю Халибяна, поэтому какой-либо ход этой бумаге мог дать лишь сам Халибян.

Агрессивность и последовательность молодого Айрапетяна и его сторонников оказались неожиданностью для вступившего в седьмой десяток Халибяна. Он чувствовал необходимость передышки, поэтому по тактическим соображениям он пообещал удовлетворить ходатайство о возвращении Патканяна.

Вот почему отъезд Патканяна из Тифлиса «Современник» счел «непредвиденным».

Вернувшись в Нахичеван-на-Дону, Габриэл Патканян не только сразу же открыл школу, где стал учить детей армянскому, русскому, истории и арифметике, но и начал переговоры с епархиальным начальником об открытии в Нахичеване типографии. Мысль об издании в Нахичеване еженедельной газеты не оставляла Патканяна.

Столь быстрый приезд Габриэла Патканяна насторожил Арутюна Халибяна, но когда до него дошли слухи, что тот решил не вмешиваться ни в чьи дела, а заниматься только учительством, да еще, если получится, типографией и основанием газеты, Халибян несколько успокоился.

Патканян и на самом деле «образумился». Он и впрямь не желал больше вмешиваться в чужие дела, тем более что в противном случае он так или иначе должен был столкнуться либо с Халибяном, либо с католикосом. Он слишком много страдал и теперь хотел хоть немного пожить спокойно.

Он был уверен в себе и убежден, что именно так все и будет.

Для Арутюна Халибяна главным сейчас было обезвредить Микаэла Налбандяна.

Но тому покровительствовал своей властью, своим авторитетом и обширными связями сам Маттеос Веапетян. Причем благодаря своему надежному и умному секретарю значительно усилился и архиепископ.

Следовательно, прежде всего нужно было разъединить их. Или же создать такое положение, когда молодой секретарь вынужден будет заниматься только своими делами.

А в руках Халибяна был уже способ заставить Налбандяна поступить именно так.

…Еще до всех этих событий Нерсес Аштаракеци особым посланием уведомил Халибяна, что в его руки попали письма Микаэла Налбандяна к дьячку Саркису. Послав их копии, католикос потребовал, чтобы за «бесстыдные писания» по адресу почтенных и уважаемых граждан магистрат призвал Налбандяна к ответу.

Сделать это пока еще не удавалось, так как Маттеос Веапетян всячески затягивал рассмотрение дела.

Налбандян же, в свою очередь, прикидывался простачком, ссылаясь на то, что письма подписаны «Устаян», в то же время, как сам он Налбандян. Конечно, такой явный отказ ущемлял его самолюбие, ведь Микаэл всегда говорил правду в глаза…

Искусственная волокита с письмом и фамилиями длилась довольно долго. Арутюн Халибян решил покончить с этой комедией и подробно написал католикосу о том сложном и напряженном положении, что сложилось в городе.