И тут я на миг задумался. Если это станет известно прессе, газетчики не преминут напечатать полный текст контракта, а значит, все детали нашего соглашения с обеими сторонами станут достоянием гласности. Никто не сможет обвинить нас в сокрытии правды. Так что все не так уж и плохо. Вместо того чтобы ткнуть локтем в глаз следующего репортера, который пронесся мимо меня, бледно-золотистого типпа с пробором на голове, я полетел с ним бок о бок. Он подмигнул мне.
Контракт, вернее управлявший им маг, не хотел, чтобы кто-то из нас перехватил его. Взлетев еще выше, листы закружились вокруг нас, как будто дразня, затем вновь нырнули в окно в крыше.
Мы преследовали его, как ястребы голубя. Я приземлился на гладкий пол, а в следующий миг увидел, как контракт легко скачет по плиткам. Еще мгновение, и он прыгнул в огонь, весело пылавший в медной решетке позади семейства Эмо Уивила.
– Нет! – крикнула Банни. В надежде вытащить бумаги из огня, я протянул руку с пригоршней магии. Еще мгновение, и они мои. Увы, в следующий миг белые листы взорвались ворохом искр и превратились в черный пепел. Я в ужасе замер у очага. Наш оригинал уничтожен! Я с помощью силы подтянул обугленные страницы себе. Сквозь мои чары просыпались черные фрагменты.
Я рухнул на колени перед камином, пытаясь посмотреть, не осталось ли что-то такое, что еще можно спасти. Увы, тот, кто украл у меня документ, ничего не оставил на волю случая. Контракт был стерт в порошок. Я посмотрел на Банни. Она была в ужасе. В комнате воцарилась гробовая тишина. Уилмер нарушил ее первым, шумно прочистив горло.
– В таком случае, – произнес он, засовывая большие пальцы рук за лацканы, – остается только один вопрос. Кто сегодня выиграл этот конкурс?
– Что? – спросила Банни, не веря своим ушам, и повернулась к нему. – Как вы можете спрашивать такое?
– Что ж, мэм, – сказал Уилмер, с любезным поклоном, – поскольку, по вашим словам, это был единственный экземпляр контракта, в котором говорилось иное, нежели нам известно, мы связаны теми документами, которые остаются целы, например тот, что в руках у моего прекрасного начальника избирательного штаба.
Карнелия высоко подняла лист.
– Итак, возникает вопрос: исходя из правил, которых мы придерживаемся, у кого более фотогеничная семья? Я считаю, что, поскольку я соблюдал больше правил, нежели мой уважаемый коллега, вы обязаны присудить победу мне.
– Никогда! – воскликнул Эмо, воздев к небу указательный палец. – Моя семья более очаровательна. Посмотри на них!
Уилмер в усмешке скривил губы.
– Все до одного? Включая дополнительную дочь?
– Конечно! Если ты включил мальчишку, который тебе не сын, почему я не имею права поступить так же?
– Ты вышел за рамки правил. Судьи не должны присуждать тебе ни одного балла.
– Что ж, если ты дисквалифицируешь мою семью, я в конце месяца снимусь с голосования, – заявил Эмо, всплеснув руками. – И прежде чем соглашусь на перенос, буду ждать извинений.
– В этом нет необходимости, – сказала Банни, беря Эмо за руку, и одарила его умоляющим взглядом. Увы, Эмо был не в том настроении, чтобы оттаять. Он отдернул руку и с вызовом распрямил плечи.
– Мой оппонент своими грязными намеками опозорил меня! Я не желаю, чтобы меня выставляли дураком.
– Боюсь, ты опоздал, – сказал Уилмер.
– А что насчет тебя самого? – парировал Эмо, резко повернувшись, и в обвиняющем жесте ткнул указательным пальцем в лицо оппоненту. – То, что твой сынок – комок хрящей, еще не повод приглашать на его место красавчика со стороны!
Уилмер галантно поклонился Банни. Ему нравилось изображать из себя более хладнокровного из двоих кандидатов.
– Насколько мне известно, это было в пределах допустимого. Я подчиняюсь судьям этого конкурса и прошу их быть объективными.
– Нас облапошили, – пробормотала Банни. – Там не было пункта тридцать восемь точка три.
– Что ты намерена делать? – прошептал я в ответ. – Я поддержу любое твое решение.
Толпа с нетерпением следила за каждым нашим движением. Банни пожала плечами:
– Придется это допустить. В конце концов, вряд ли это имеет значение. – Она повысила голос и обратилась к кандидатам: – Хорошо, тогда переходим к портретам?
– Верно, – сказал Эмо.
Жуки-фотографы с большой помпой вылетели вперед. Помощники-типпы с обеих сторон поставили перед Банни высокие деревянные табуреты, чтобы оба жука могли приземлиться. Они по очереди разворачивали из-под подкрылок крохотные пленки и показывали их нам.
– Думаю, тебе должно понравиться, дорогой, – сказала Либавиц, указывая крошечной лапкой на групповой снимок, на котором Уилмер, сияя, держал на руках своего внука. – Посмотри на светящийся ореол. Такое впечатление, будто семья только что сошла с небес.
– Если тебе нравится реалистичное искусство, – сказал Ансельмо, слегка фыркнув. – Но я предпочитаю в своей работе использовать принципы символизма.