Миф о «немецких деньгах большевиков» — памятник мракобесию

С.С. Попова обращает внимание на то, что в одном из документов, излагающем первые показания Ермоленко, не называется Ленин; фронтовое начальство заинтересовалось только Скорописом и украинской пропагандой [112]. Это позволило С.С. Поповой предположить, что Ермоленко надоумили упомянуть Ленина начальник контрразведки при верховном главнокомандующем Терехов и находившийся при нем известный публицист Бурцев, и за это прапорщик получил 50 тыс. руб. [113] Нельзя точно утверждать, приложил ли Терехов руку к апрельскому показанию с припиской. Но на следующем показании Ермоленко от 10 мая появляется подпись Терехова и … Орлова! Фамилия Орлова стояла и на документе, на которой указала С.С. Попова. Там нет инициалов, и историк связала эту подпись с другим Орловым. Но должность в контрразведке и звание прапорщика позволяют со значительной уверенностью предположить, что это именно В.Г. Орлов, опытный уже фальсификатор и душегуб. В пользу этого говорит и то, что известный советский разведчик и публицист Эрнст Генри со ссылкой на сведения эмигрантской прессы выдвинул версию, что Ермоленко поступил в обработку к В.Г. Орлову (и Терехову) — «прожженному провокатору и жандармскому палачу» [114]. Генри дает характеристику провокаторских действий Орлова против революционеров еще до дела Мясоедова. Согласно Генри, Бурцев имел связи с Орловым и в дальнейшем восхвалял его. Терехов же и был тем, кто ввел Орлова в разведку [115]. Вдвоем они летом 1917 г. в Киеве разрабатывали дело о Скорописе [116]. Думаю, можно считать вполне обоснованным предположение, что троица Орлов—Терехов—Бурцев совместно заварила кашу с подлогом! Долго ли умеючи!

На допросе 10 мая, который вели (во всех смыслах) Терехов и Орлов, Ермоленко добавил, что Ленин по заданию немцев должен пропагандировать мир, подрывать авторитет Временного правительства и лично Гучкова и Милюкова «как людей, стоящих поперек проведения германских стремлений в заключение мира»; что на это дело Ленин из Стокгольма получает «чеки на русские банки», и что в Берлине было даже два съезда социалистов, и Ленин там всегда останавливался у Скорописа [117]. Водя рукой Ермоленко, контрразведчики явно собирались утопить Ленина.

Вернемся к 50 тыс., полученным Ермоленко. Он был уверен, что вручивший ему эти деньги на улице незнакомец являлся немецким агентом. Впрочем, в своих показаниях прапорщик утверждал, что немцы положили ему 8 тыс. ежемесячного содержания. Неужели же незнакомец оплатил его работу на Германию за полгода вперед?! Правда, ему также должны были платить до 30 % от стоимости разрушенных его «диверсионной группой» объектов [118]. Выходит, Ермоленко успел что-то расколотить на 167 тыс.? Вряд ли посуда в кабаках стоила так дорого…

Происхождение этого нешуточного гонорара так и не было выяснено. Предпочтения спецслужб очевидны: неважно, откуда получил деньги Ермоленко, главное — доказать, что у Ленина средства от немцев (сравните с меланхоличным рассуждением Тома в том же духе)! Для этого были явно сфальсифицированы показания и сделана прямолинейная попытка связать Ленина со скомпрометированным националистом. Тем, кто выдумал эту связь, было неизвестно, что еще в конце 1914 г. представитель этого «Союза» Басок (М.И. Меленевский) в письме Ленину выражал желание «вступить с большевиками в более тесные сношения», обещая оказать «всякую материальную и другую помощь». На это Ленин ответил: «… мы стоим на точке зрения интернациональной революционной с[оциал]-д[емокра]тии, а Вы — на точке зрения национально-буржуазной. […] Нам не по дороге» [119]. Поэтому заявление Ермоленко — явная ложь. Но и этого показалось мало.

После июльских дней прапорщика-сочинителя срочно вызывают для дачи новых показаний. Он услужливо добавляет к прежнему, что, оказывается, жаждущие растерзать Россию генштабисты 4 апреля поручили ему целый ряд задач: взорвать мосты на Дальнем Востоке, собрать сведения о передвижении войск, сагитировать за отделение Украины и поднять восстания в южных городах, убить английского посла Бьюкенена (находившегося в Петрограде), в чем он и расписался на договорах, которые были составлены на незнакомом ему немецком языке [120]. Копии договора ему не дали, и он даже не был уверен, назвали ли банки, через которые ему должны будут идти деньги [121]. Не смейтесь, чего только не бывает на свете!

Помочь в этих многотрудных операциях, организуемых, как видно, во всех концах страны, ему должны были Ленин и другие агенты. 4 же апреля генштабисты якобы сообщили, что «Ленин работает во дворце Кшесинской», что Ермоленко 11 июля с удовольствием и подтвердил: «сопоставляя числа, теперь я вижу, что действительно дворец Кшесинской был тогда в руках ленинцев» [122].