Охранка поначалу не придала значение этим новым бредням от Колаковского, но глава МВД Джунковский и генштаб ухватились за этот шанс доказать, что они не зря едят хлеб. Следствие не выявило никаких доказательств, обвинение изобиловало выражениями типа «через посредство не обнаруженных лиц ... довел до сведения германских военных властей» данные о перемещении одного из русских корпусов, Мясоедов был повешен лишь на основе бездоказательного доноса Колаковского [106]. Военным прокурором на этом процессе был В.Г. Орлов, «военный следователь по особо важным делам при штабе Главковерха, имевший репутацию юриста, умеющего создать улики при их отсутствии». По окончании трибунала он «взял шашку Мясоедова на память и носил ее потом в качестве талисмана на счастье». А позже, сугубо в частных беседах, признавался, «… что следствие вел не без пристрастия, “под давлением”, и что абсолютной уверенности в измене Мясоедова у него не было» [107]. Так Орлов привел человека к казни, не имея никаких улик против него. Да еще и шашку смародерствовал. Нестерпимо сияющее белизной благородство!
Через год были казнены еще семь человек из круга Мясоедова, судили их с нескрываемыми нарушениями и заранее готовым приговором. Сухомлинова же осудили уже в дни Временного правительства (при царе следствие вел тот же Орлов), и обвинение его в измене доказать не удалось, но на него была свалена ответственность за неподготовленность армии к войне. Это еще при живом-то Николае Романове!
Уильям Фуллер в своей книге подробно описал биографии самих Мясоедова и Сухомлинова, а также их друзей и врагов [108]. После ее прочтения хочется безостановочно мыть руки! Фуллер вскрыл настоящий гадюшник военных, жандармов, судей, придворных, политиков и коммерсантов, которые были изъедены сребролюбием, коррупцией, кумовством, сладострастием, ложью, пресмыкательством и безответственностью неслыханных масштабов. Обвинители тут были ничуть не лучше обвиняемых. Фуллер прав, говоря, что дело Мясоедова и Сухомлинова «позволяет увидеть самый процесс разложения и распада русского общества» [109]. К сожалению, идеологические предубеждения не позволили автору провести параллели и понять, что дело против большевиков, против новой и здоровой России, велось теми же разлагающимися элементами общества. Фуллер заявляет, что суд над Мясоедовым родственен сталинским процессам 1937 г. — и там, и там господствовала презумпция виновности, подозрение заменяло доказательство. Беда, когда кругозор историка так узок: он знает только
Прапорщик Ермоленко до мировой войны служил начальником сыскного отделения и в военной контрразведке [110]. Судя по всему, этот опыт ему очень помог в сочинении мистификации, да и рядом с ним оказались умелые люди. Уже осенью 1914 г. Ермоленко попал в немецкий плен и просидел в нем два с половиной года. По его словам, начальство лагеря много раз предлагало ему стать агентом, весной 1917 г. он согласился на это. В конце апреля он оказался на русском фронте и 28 апреля дал армейским разведчикам сенсационные показания, касающиеся Ленина, который якобы работает на Германию. Мне придется подробно разобрать то, как изменялись эти показания. Не может быть и речи о получении из них достоверной информации о Ленине. Но, изучив их, можно понять, как работала фирма контрразведки по фабрикации оголтелых доносов с обвинением в шпионаже в пользу Германии.
В первом своем показании горе-агент Ермоленко заявил, что немецкие генштабисты перед заброской якобы сообщили ему, что подрывную работу в России уже ведут Скоропис-Иолтуховский (украинский националист с социалистическим прошлым, член «Союза освобождения Украины», которому приписывалось получение денег от германского и австрийского правительств) и Ленин. Ленин упоминается лишь один раз в начале длинного показания о передвижениях Ермоленко. Зато в самом конце, когда прапорщик завершает свое повествование, он делает неожиданное дополнение: Ленин и Скоропис получают деньги из Берлина, в феврале 1917 г. они вместе приезжали в Берлин на съезд социалистов [111]. Подобное появление