Мичман Изи

Тогда я решился рассказать всё отцу и, придя в кабинет, оторвал его от занятий и поведал ему о его позоре. Я полагал, что он воспримет эту весть спокойно, но неожиданно для меня он пришёл в такую ярость, что я лишь с трудом удержал его от попытки броситься со шпагой в руке в комнату матери, чтобы покарать их обоих за измену. Я едва уговорил его ограничиться тем, чтобы он с позором выгнал дона Игнацио из дома, и тут же он приказал матери готовиться к отъезду в монастырь, где она проведёт остаток своих дней. Но этому не суждено было случиться: отец стал жертвой их козней — три дня спустя, накануне отъезда матери в монастырь, он внезапно заболел и умер в конвульсиях. Не трудно догадаться, что он был отравлен, однако это было доказано только много времени спустя. Словно предчувствуя свою кончину, отец заблаговременно подготовился к смерти: он послал за своим духовником, изложил свои признания в письменной форме и приложил этот документ к своему завещанию.

После смерти отца моя мать осталась дома, у дона Игнацио хватило наглости опять вернуться в наш дом. Я приказал ему убираться, но он отказался, и его удалось выгнать из дома только с помощью слуг. У меня состоялась беседа с матерью, во время которой она открыто третировала меня и сообщила, что у меня скоро будет брат, которому предстоит стать сонаследником всего имущества отца. Я сказал, что не могу признать его своим братом, так как её ребёнок будет незаконнорождённым. В ответ она разразилась злобной бранью, и я ушёл. Через некоторое время она переехала в одно из наших поместий, где по-прежнему жила с отцом Игнацио. Спустя четыре месяца мне прислали формальное уведомление о рождении брата, но это известие мало взволновало меня, так как в завещании отца прямо указывалось, что он, зная об измене жены и о возможных последствиях этой измены, клянётся перед Богом, что они с женой жили врозь уже много лет, поэтому он отказывается признавать своим её ребёнка. Я довольствовался тем, что написал ответ, в котором указал, что поскольку ребёнок принадлежит священнику, то будет лучше, если его поручат заботам церкви.

Однако скоро мне пришлось испытать на себе мстительность моей матери и её любовника. Однажды ночью на меня напали наёмные убийцы, и только благодаря случаю я не был убит, а отделался тяжёлой раной.

Я принял меры предосторожности против попыток лишить меня жизни. Тогда они стали стремиться погубить меня: из соседнего монастыря увезли монахиню, и на земле у окна, через которое её вынесли, была найдена моя шляпа. Против меня возбудили дело, и мне удалось замять его с большим трудом и ценою огромных расходов, несмотря на то, что я смог доказать своё несомненное алиби; нашли убитым знатного молодого человека, он был убит ударом в грудь моим стилетом, и опять мне стоило большого труда доказать свою невиновность; захватили часть банды, и во время допроса они выдали имя своего главаря — им оказался я. Всё, что только можно было предпринять, было пущено в ход, и если я не распрощался с жизнью, то они добились того, что почти все стали сторониться меня, как опасной и подозрительной личности.

Наконец, был убит высокородный дворянин, отец дона Сципиона, которого вы сегодня утром разоружили. Убийц схватили, и под пытками они признались, что именно я нанял их. Я как только мог защищался, но король наложил на меня большой штраф и приговорил к изгнанию. Получив королевский указ и оплакивая свою горькую судьбу, я сел за обед. Мне прислуживал мой единственный слуга Педро, оставшийся верным мне, — остальные покинули меня. У меня не было аппетита, поэтому я попросил Педро налить мне немного вина. Тот отошёл к буфету, стоящему за моей спиной. Случайно я поднял голову и глянул на настенное зеркало напротив: я увидел, как слуга сыплет какой-то порошок в бокал с вином, который он собирался подать мне. Тогда мне припомнилась шляпа, найденная в монастыре, и стилет в груди молодого дворянина. Как молния, меня пронзила мысль, что я пригрел змею на собственной груди, и именно с его помощью осуществлялись планы моей гибели. Я встал, закрыл дверь и, вытащив шпагу, обратился к слуге со словами:

— Негодяй, я раскрыл твои козни! На колени — пришёл твой смертный час!

Он побледнел, задрожал и упал на колени.

— Так вот, — продолжал я, — предоставляю тебе выбор: или выпей этот бокал вина, или я проткну тебя своей шпагой!

Он колебался, и я приставил к его груди кончик шпаги, уколов его до крови.

— Пей! — крикнул я. — Неужто приказ выпить бокал старого вина так ужасен? Пей или моя шпага сделает своё дело! — Он выпил и хотел выйти из комнаты. — Нет, нет, — сказал я, — ты останешься здесь, пока вино не окажет своё действие. Если я ошибся и ты не виноват, я вознагражу тебя за пережитое, но сейчас ты под подозрением.