Мгла

Ромашка сидела на постели, зажав рукой рот. Зудин встал с кровати, несмотря на свое шоковое состояние, аккуратно, чтобы не дотронуться до нее — покрытой слизью рептилии. На трясущихся ногах вышел на улицу, глотнул воздуха, словно вынырнул из воды. Было холодно и тихо. По-зимнему мерцали звезды. Но ему казалось, что воздуха нет. Он задыхался.

Зудин вернулся в дом, затворил дверь. В спальне горел свет. Ромашка сидела на краю кровати с вытаращенными глазами и открытым ртом. Она выглядела как умалишенная, как будто ее ударили по голове. Шумел чайник. Сашка в штанах и тапках суетился возле нее. Зудин лег на кровать, отвернулся от них, вытащил из-под нее край одеяла и натянул на голову. Хотелось одного — забыться.

Он слышал, как Сашка, заботливый как мать, что-то приговаривал, успокаивая ее. Потом поил чаем. Ромашка сначала отказывалась и только тихо плакала, потом стала прихлебывать из его рук маленькими глотками. Сашка уложил ее в постель, выключил свет и лег сам. Было душно, Зудину казалось, что пахнет блевотиной. Стало неудобно лежать, и он повернулся. Она коснулась его и попыталась прижаться. Зудину показалось, что она тянется к нему лицом. Как будто ему совали чьи-то трусы. Он резко отвернулся.

Глава XIV

14

Зудин не знал, сколько пролежал в полудреме. Он открыл глаза и уставился в черную стену. Все, что случилось на этой кровати, встало перед глазами. Тяжелое сожаление охватило его. Что это? Совесть? Нет. Просто не для этого он привез сюда Ромашку. Хотелось остроты ощущений, какого-то небывалого удовлетворения. А вместо этого он получил тупую давящую муку и желание провалиться куда-нибудь, где нет муки и духоты. «Бежать из этой норы. Прямо сейчас!» — подумал он.

Мысли, как всадники с ногайками, наскакивали одна за другой и стегали. Зудин испытывал почти физическую боль. Зачем они были здесь втроем, зачем он привез ее сюда, зачем вообще она в его жизни, такая красивая и такая…

Сашка храпел, как перфоратор. Зудин больше не мог выносить духоты. Он отодвинулся от Ромашки, от ее горячего, ставшего словно заразным тела, и слез с кровати. Ощупью в темноте нашел свои вещи, стал впопыхах одеваться.

— Ты куда? — спросила Ромашка шепотом.

— В туалет.

Он вышел на улицу. По небу ползла холодная майская заря. Густой воздух казался тяжелым и плотным. Зудин вздохнул полной грудью. Пар изо рта растворился, словно его и не было. Растворялось бы также то, о чем сожалеешь, подумал Зудин. Он не хотел, чтобы наступило утро и стало светло. Не хотел ее видеть. Если ехать, то сейчас. Отгородиться темнотой, чтобы не встретить ее взгляд. Зудин вернулся в дом. Ромашка сидела на кровати.

— Едем сейчас, — сказал он.

— Что случилось? — ее голос дрожал.

— Ничего.

— Почему сейчас?

— Не хочу здесь оставаться.

Ромашка стала искать свои вещи. Сашка храпел, как ни в чем не бывало.

— Пойду, заведу машину, — сказал Зудин, — разбуди Сашку.

Он сел в машину, повернул ключ. Рейндж Ровер завелся. Не проститься с Сашкой было нельзя, он бы обиделся. На кой черт он его в это втянул? Нашел бы кого-нибудь в интернете, если так приспичило, а после благополучно забыл. А с Сашкой как-никак они были приятели.

Зудин вышел из машины и встретил их на крыльце. Ромашка — с сумкой в руке, с наспех собранными на затылке волосами. Утренний воздух провел по ее лицу холодной рукой, она была растеряна, бледна и, как всегда, очаровательна. Отсутствие косметики сделало ее лицо мягче. Зудину это показалось наваждением; не может девушка с таким ангельским лицом участвовать в групповухе. Нет, может. Она ехидна, оборотень.

Сашка был в штанах и тапках. Он зевнул и убрал с лица волосы.

— Че случилось-то?

— Сань, у меня компаньон из Риги прилетает сегодня в Шереметьево. Я только сейчас вспомнил.

— Не свести.

— Серьезно.

Помолчали.

— Ну, ладно. Счастливо, — Сашка с кривой ухмылкой протянул руку, Зудин пожал ее. — Пока, Ромашка.

Сашка сказал это с теплотой и задержал на ней взгляд. Она сделала к нему едва заметное движение, как будто хотела поцеловать в щеку, но не решилась, только поблагодарила взглядом. После всего Зудину это показалось даже не отвратительным, а просто нелепым. Он подумал, что с его стороны было бы уместно рассмеяться.

Они сели в машину. Ромашка сунула озябшие руки между коленей, но не попросила включить печку. Она сидела, сдвинув бедра, и смотрела вперед. После того, как весь вечер она только и делала, что раздвигала ляжки и брала в рот, ее зажатая поза выглядела лживо и неестественно. Рейндж Ровер тронулся и закачался на ухабистой дороге.

Они молчали, как будто сзади сидел кто-то третий. Ромашка вздыхала. Зудин делал вид, что ему все равно, но чувствовал, что лицо выдает его. Они выехали на шоссе и помчались к Москве. Серое утро наступало на тьму. Рейндж Ровер мчался быстрее ветра, но в салоне скорость не ощущалась.

— Все нормально? — ей едва хватило дыхания на два слова.

— Да.