Читаем Между степью и небом полностью

Леший знает, как можно было ухитриться не одолеть изрядно подугасшее пламя и смочь не ввалиться в реку после даже этакой безуспешной попытки. Однако же Глуздырь и ухитрился, и смог. И не только.

Когда Мечник вышел на прибрежную пустошку, Купаловых Огнищ там оказалось не три, как всегда, а четыре, причём новоявленное четвёртое с воплями металось по-над обрывом – то ли Глуздырь напрочь оскорбел своим глуздом-разумом, то ли, хоть даже зажариваясь в горящей рубахе, робел прыгать с высоты двух человечьих ростов и пытался выискать мало-мальски пологий спуск к лунному искренью воды.

Кудеслав заторопился на помощь, однако тут же и умерил свою прыть, потому что, во-первых, этой ночью один раз уже допомогался, а во-вторых, теперь и без него сыскались помогальщики-выручальщики.

Глуздыря столкнули в реку икающие от смеха юнцы. Слышно было, как он бултыхнулся, простонал блаженно да сладостно, и вдруг опять заорал, будто резаный. Умащивающийся присесть близ опушки Мечник закляк было, но, разобрав среди маловнятных Глуздырёвых воплей слово “водяницы”, махнул рукой и расслабленно опустился на облюбованный бугорок.

Как же, делать русалкам более нечего – так и кинутся они на вздорного недосмаленого старикашку! Размечтался… Оно конечно, в такую ночь не только человеки тщатся угодить Цветоодеянному, а русалочья страсть известно чем оборачивается… Но вот именно Глуздырю водяниц опасаться глупо. Водяницы – они переборчивы; а ещё знающие люди говорят, словно бы русалки то ли брезгуют запахом гари, то ли боятся его до смерти, потому что огонь и есть для них смерть…

Соплячьё от Глуздырёвых воплей зашлось пуще прежнего. Юные Купаловы услужители точно знали, что время страха ещё не пришло – значит, покуда можно резвиться вовсю. Парочка вконец расходившихся девок наладилась прыгать в воду: мол, ежели дедушка скучает по речным игруньям, то мы это мигом ему…

Да, время страха ещё не пришло, но оно уже назревало, оно было уже очень и очень близко – оттого-то один из парней и заторопился расписывать самозванным водяницам жуткие страсти, которые водяницы доподлинные творят над неосторожными бабами. С мужиками-то русалки балуются хоть и гибельно, но всё же любя; а баб на дух не переносят, и потому изощряются с ними уж очень замысловато.

Девки сразу растеряли охоту кидаться во взбитое барахтающимся Глуздырём неистовство коверканных отраженьиц Волчьего Солнышка.

Наверняка и сам рассказчик, и те, для чьих ушей предназначались его старания, не шибко брали на веру эти побасенки; и уж тем более наверняка никому не верилось, будто что-то подобное может случиться здесь и сейчас (не верилось хотя бы уже потому, что русалки даже пуще бабьего духа не переносят многолюдства и затевают свои игры лишь с одиночками). И однако же рассказчик самозабвенно упивался всяческими подробностями… И столь же самозабвенно взвизгивали юницы чуть ли не при каждом его слове… Боги пресветлые, ну вот везде, во всех виданых Мечником землях пугаться любят не меньше – а то и больше – чем веселиться и даже чем пугать других.

О Глуздыре вроде как все позабыли.

Лишь Кудеслав, продолжавший отстранённо раздумывать о причинах неосознанной человеческой тяги к смакованью испуга, вдруг обратил внимание, что плеску в реке стало многовато как для одного щуплого старика. Впрямь, что ли, русалки? Но нет, захребетницы Водяного Деда вряд ли стали бы плюхаться этак вот размеренно да неспешно – точнёхонько как вёсла, удерживающие чёлн против вялого прибрежного течения. И вряд ли бы русалки стали браниться этакими хриплыми басовитыми голосами… Да и слов таких водяницы, поди, не знают…

А ночь стремительно катилась к погибели. Заречная чаща, прежде видевшаяся чёрным зубчатым гребнем, теперь высвечивалась, обретала смелеющие цвета; блекло, никло к земле Волчье Солнышко; звёзды растворялись-пропадали в светлеющем небе.

Юнцы да юницы как-то вдруг попритихли, многие из них вспомнили про обязанность блюсти костровое пламя. А из лесу да со стороны градской поляны, берегом, брели-сбредались к Купаловым Огнищам родовичи – одурелые от ночных игрищ, умученные напрасными поисками, просто недоспавшие…

Чуть ниже по течению, где береговой обрыв сплющивался в удобную для причаливания плоскую бухточку, натужно скрипело песком днище выволакиваемого на берег челна, и гулкий (как бы не Яромиров) бас ворчал что-то про зарвавшихся непочтительных пащенков, хуже которых только этакий вот старый дырявоголовый дурень, пробовавший сгореть и утонуть одновременно и отблагодаривший спасителей без малого удавшейся попыткой перевернуть их лодью.

И, кажется, еще подплывали челны – уж один-то Кудеслав точно сумел распознать в закурившейся над водою промозглой серости утреннего тумана.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сказанья о были и небыли

Изверги
Изверги

"…После возвращения Кудеслава-Мечника в род старики лишь однажды спрашивали да слушались его советов – во время распри с мордвой. В том, что отбились, Кудеславова заслуга едва ли не главная. Впрочем, про то нынче и вспоминает, похоже, один только Кудеслав……В первый миг ему показалось, что изба рушится. Словно бы распираемый изнутри неведомой силой, дальний угол ее выпятился наружу черным уступом-горбом. Кудеслав не шевелясь ждал медвежьего выбора: попятиться ли, продолжить игру в смертные прятки, напасть ли сразу – на то сейчас воля людоеда……Кто-то с хрипом оседал на землю, последним судорожным движением вцепившись в древко пробившей горло стрелы; кто-то скулил – пронзительно, жалко, как недобитый щенок; кричали, стонали убиваемые и раненые; страшно вскрикивал воздух, пропарываемый острожалой летучей гибелью; и надо всем этим кровянел тусклый, будто бы оскаляющийся лик Волчьего Солнышка……Зачем тебе будущее, которое несут крылья стервятника? Каким бы оно ни казалось – зачем?.."

Георгий Фёдорович Овчинников , Лиза Заикина , Николай Пономаренко , Федор Федорович Чешко

Славянское фэнтези / Психология / Образование и наука / Боевик / Детективы
Ржавое зарево
Ржавое зарево

"…Он способен вспоминать прошлые жизни… Пусть боги его уберегут от такого… Дар… Не дар – проклятие злое……Росло, распухало, вздымало под самые тучи свой зализанный ветрами оскал древнее каменное ведмедище… И креп, набирался сил впутавшийся в чистые запахи мокрого осеннего леса привкус гари… неправильной гари – не пахнет так ничто из того, что обычно жгут люди……Искони бьются здешний бог Световит с богом Нездешнего Берега. Оба искренне желают добра супротивному берегу, да только доброе начало они видят в разном… А все же борьба порядка с безладьем – это слишком уж просто. Еще что-то под этим кроется, а что? Чтобы понять, наверняка не одну жизнь прожить надобно……А ржавые вихри завивались-вились вокруг, темнели, плотнели, и откуда-то из этого мельтешенья уже вымахнула кудлатая когтистая лапа, лишь на чуть не дотянувшись, рванув воздух у самого горла, и у самого уха лязгнула жадная клыкастая пасть……И на маленькой перепачканной ладошке вспыхнул огонек. Холодный, но живой и радостный. Настоящий…"

Федор Федорович Чешко

Славянское фэнтези

Похожие книги