— О Ланни, довольно конференций, мне так не хватало тебя! — и ее (возлюбленный охотно отказался от мысли о поездке, его тошнило от запаха нефти. — Останемся лучше дома и будем читать хорошие книги, — просила Мари, не понимая, что в понятие «хорошая книга» они, быть может, вкладывают разное содержание.
Прежде чем уехать на север, где они собирались провести лето, Ланни произвел разведку в библиотеке Эли Бэдда. Старый джентльмен не очень интересовался экономикой, а то, что у него было, уже устарело. Но были здесь две книги писателя Беллами, о котором Ланни никогда не слыхал. Он прочел «Через сто лет», и ему показалось удивительным, что об этом романе так мало говорят. Он пытался найти среди своих знакомых хоть одного человека, который бы читал его, но оказалось, что никто не читал. Трудно было постичь, почему люди не стремятся жить в таком мире, какой был изображен в этой книге, — в мире, где все помогают друг другу, вместо того чтобы тратить силы на взаимную вражду. Ланни прочел и «Равенство», еще менее известный роман, где излагались научные основы кооперативного хозяйства: как его устроить, как управлять им. Ему казалось, что это лучшее из всего созданного Америкой — американский практицизм в приложении к самой важной проблеме, с какой когда-либо сталкивалось человечество.
Но, увы, как мало было американцев, внимавших своему социальному пророку! Существовала другая Америка, немногим отличавшаяся от Европы, где жил Ланни, страна нищеты и безработицы, ожесточенных стачек, рабочих волнений — словом, всех явлений классовой борьбы, о которой постоянно говорил Джесс Блэклесс и которая стояла в центре его рассуждений на социальные темы. Пока Робби старался заполучить нефть у русских, другие нефтяные бароны на его родине расхищали нефтяные резервы американского флота при помощи и содействии продажных членов кабинета президента Гардинга. Это были министры, поставленные у власти Робби и его единомышленниками. Он упорно отказывался верить в их продажность, пока в результате расследования вся история не попала в газеты. Робби стал уверять, что этому делу придают слишком большое значение, что оно раздуто красными агитаторами, врагами частной инициативы. Ланни не спорил, но ему стало ясно, что борьба за нефть ведется везде одинаково — в Вашингтоне и Калифорнии, в Италии и Голландии.
Ланни отвез свою подругу в благодатные края Сены и Уазы, а Рик проводил свою семью до Флиссингена и там посадил всех на пароход, сам же отправился в Гаагу. Ланни подписался на газету, для которой работал Рик, — это было примерно то же самое, что получать от друга длинные письма. Приходили вести и от Робби, который сидел в Париже и совещался с Захаровым в его особняке на авеню Гош. Робби рассказывал о рое нефтяников, слетевшихся в Гаагу, и о борьбе между ними, а также их общей борьбе против русских.
Постройка вавилонской башни не выдерживает никакого сравнения с этой свистопляской вокруг мировых запасов нефти.
Русские хотели получить заем для восстановления своего хозяйства. Не дадут им займа, говорили они, что ж, тогда они как-нибудь справятся собственными силами и сами будут восстанавливать свои нефтяные промыслы. Англичане соглашались на переговоры, но французы, бельгийцы и многие американцы считали, что надо взять большевизм измором и дать ему обанкротиться. Если каждый уличный оратор будет иметь возможность утверждать, что большевики восстанавливают свою страну, то как тогда защищать частную собственность? Нефтяники совещались, обязывались вести переговоры сообща и не делать никаких сепаратных предложений, затем ждали, кто первый нарушит уговор, и каждый боялся оказаться последним.
Приехал в Гаагу и Иоганнес Робин. Его интересовала не только нефть, но и судьба Германии. От исхода переговоров зависело будущее марки, и, разумеется, валютчику следовало быть на месте и смотреть в оба.
Государственные деятели, от которых зависело решение, имели секретарей и других сотрудников, которые знали всю подноготную и непрочь были поделиться полезными сведениями с человеком, на скромность которого можно положиться. С другой стороны, у государственных деятелей были влиятельные друзья, умевшие использовать положение и с истинным великодушием и тактом заботившиеся о том, чтобы слуги общества не терпели нужды на старости лет.