Между дураком и подлецом

И все же, как это и заведено в нашем безумном мире, новый день принес-таки новую проблему и на «Сухогруз». Не успев зайти внутрь, я сразу поморщился. На рынке странно пахло: в воздухе явственно ощущался какой-то неприятный запах вперемешку с ароматическими отдушками моющих средств. Я поднялся по лестнице к шашлычной и застыл перед закрытой дверью.

Витринные стекла изнутри были завешены газетами, а на двери скотчем было приклеено объявление, написанное от руки:

«Закрыто на санитарную обработку».

Запах исходил именно отсюда, это несомненно.

«Ну вот, как Бухгалтер накаркал, так и сбылось», – подумал я и несолоно хлебавши пошел в додерную. Попутно я замечал, что рыночники сегодня как-то странно выглядят: у всех были осунувшиеся лица и припухшие, нездорово красные глаза, которыми они, как мне казалось, недобро провожали меня на протяжении всего пути.

В додерной звучала любимая радиостанция владельца закусочной – «Хиты минувших лет». Романтичная Таня Буланова пела о том, какие странные бывают встречи, но хозяин сегодня не пританцовывал под музыку по обыкновению, а сидел за прилавком и, понуро свесив голову, смотрел в одну точку перед собой. Серая войлочная шапочка, прошитая белой суровой ниткой крест накрест, была надвинута почти на самые глаза, а лицо выражало вселенскую тоску.

Я как всегда устроился напротив дяди Додика и не успел даже поздороваться, как в один миг он ожил и возбужденно затараторил, видимо, обрадовавшись, что станет первым, кто сообщит мне свежую новость:

– Сёмочка, привет. Слушай, случилось то, чего ты не ожидал, точнее, ожидал, но именно этого ты пока не ожидал, хотя и догадывался, что может произойти нечто подобное. Я не стал тебе звонить… такая новость… надо лично…

Я совсем забыл, что дядя Додик был не только талантливым кулинаром, но и интересным рассказчиком… только когда не волновался. Поэтому я его нетерпеливо перебил:

– Ну что там еще произошло, дядя Додик, не томите? и почему Бабосян закрыт?

Он укоризненно посмотрел на меня и заговорил более осмысленно:

– Пока ты там плескался в море и объедался мороженым, – внимательный дядя Додик разглядел-таки пятна ванильного пломбира на моей рубашке и ткнул пальцем в одно из них, – наслаждаясь последними теплыми деньками этого лета, на «Сухогрузе» произошло… Бэ-э-э… – и он очень точно жестом, мимикой и характерным звуком изобразил нечто крайне неприятное.

Я сразу же догадался, о чем идет речь, и в шутку заметил:

– Эметологи назвали бы это рефлекторным опорожнением желудка.

– Не знаю таких, – отрезал он, а затем, ухмыльнувшись, спросил: – Ну а как бы эти самые… митологи назвали, если бы это произошло с полусотней человек разом, а?

– Ну тогда массовым или даже тотальным опорожнением, – ответил я, немного насторожившись.

– Вот-вот! Именно массовым! – Дяде Додику понравилось слово, и он от удовольствия даже поднял вверх указательный палец. – Масса людей, масса… э-э-э… Нет, тут надо все по порядку. Значит, так: еще задолго до открытия «Сухогруза», мы уже собрались перед входом, почти все наше рыночное общество…

– Это легко понять, дядя Додик, – перебив, поторопил я рассказчика, – народ, подогретый вчерашним происшествием, ожидал от поруганного Бабосяна ответного выпада в том же духе, и каждый лично хотел стать очевидцем чего-то подобного. Так что же произошло?

– Не спеши, я же рассказываю, – обидчиво отозвался он. – Тут важна каждая мелочь. Так вот, как только охранник, зевая и растирая сонные зенки, открыл дверь, мы всей толпой, не сговариваясь, дружно ринулись вниз к «Роднику», – дядя Додик изобразил кислую мину и, произведя ртом неприличный звук, развел руками. – К сожалению, там внизу нас ждало горькое разочарование, и мы побрели обратно наверх, обсуждая между собой «слабака» и «тряпку» Бабосяна. Но среди рыночников нашелся один посмекалистей всех нас вместе взятых – ты его знаешь, это парфюмер, – и он побежал не вниз вместе со всеми, а наверх и оказался прав… Как он потом рассказывал, он незаметно отделился от толпы, добежал до шашлычной, толкнул дверь, та распахнулась, и – он ошарашено замер перед входом… То, что парфюмер там увидел… и почувствовал, вызвало… – дядя Додик пощелкал пальцами. – Как ты это назвал?

– Непроизвольный спазм в желудке? – неуверенно подсказал я, чувствуя приближение того же самого и у себя.

– Ага, точно, спазм… совсем непроизвольный. В одно мгновение наш утонченный эстет согнулся пополам, извергая на пол содержимое желудка, заботливо наполненного утром диетической манной кашкой. Поскольку его горло было плотно залеплено, то он не мог сообщить нам о сенсационной находке… предостеречь, что ли… – Дядя Додик шумно сглотнул слюну. – К этому времени мы уже поднялись из подвала на первый этаж и увидели дурацкую пантомиму, разыгранную на террасе: как парфюмер молча кланялся в пояс кому-то невидимому за открытой дверью шашлычной. Странное поведение психически здорового доныне парфюмера, естественно, возбудило наше любопытство. И мы, снова не сговариваясь, ломанулись на второй этаж…