– Бог ты мой.
– Заметь, я не жалуюсь. Мы все так пригибаемся, естественно. Миссис Бидсман сказала мне сказать тебе, что как тебя сейчас сгибает пространство, так нас согнуло время.
– …
– Об этой боли у тебя никакого представления, боже сохрани. Не приведи господь тебе оказаться в нашем состоянии.
– Я-то надеюсь как раз оказаться в вашем состоянии, в какой-то момент в очень далеком будущем. Иначе я… Уй! Иначе я, полагаю, окажусь в худшем состоянии – а именно, в мертвом.
– Это весьма любопытное замечание, которое ты можешь обсудить с миссис Бидсман.
– То есть – у меня появится шанс поговорить с миссис Бидсман?
– Нет.
– Миссис Иньгст!
– Здрасте, доктор Джей.
– Ну, должен сказать, что вообразить это было сложновато, но здесь…
– Фильтруй гуано.
– …Уютно, как мне…
– Вот, держи свои расшифровки сессий. Вот деньги. Линор велит передать тебе, что ты работаешь профессионально.
– Профессионально?
– Так она сказала.
– И сколько это будет продолжаться? Ее это в конце концов убьет. Мы с вами, уважаемые, убиваем человека изнутри.
– Все ровно наоборот. Именно мы сохраняем ей жизнь. Ты читать разучился? Ты идиот даже хуже, чем считает Линор.
– Я отказываюсь глотать подобные оскорбления, мадам. Я авторитет и эксперт, выпускник Гарвардского университета, уважаемый член…
– Ты жалкий фобический невротик, которого Линор, используя свое влияние, спасла от психбольницы, куда тебя хотела положить твоя жена, которой, если помнишь, не нравилось, что ее каждый вечер перед сном скребли с антисептиком. Мы поставили тебя на ноги, снабжаем мылом, пероксидом и дезодорантом. Ты будешь делать то, что велит Линор, ровно до тех пор, пока ты нужен.
– Но это просто не может длиться бесконечно. Особенно в плане Кипуча. Он серьезная проблема. Разговоры бесят его сверх всякой меры, и я знаю, что в конце концов…
– Линор велит мне велеть тебе просто позаботиться о мистере Кипуче касательно Линор. Он всем действует на нервы. Делай, что велено. Здесь есть кое-какие материалы о человеке, который…
– Ну послушайте. Так все будет только хуже. Он захочет почитать что-нибудь из Блентнера. Он же читатель. Он захочет посмотреть на настоящие тексты Блентнера. И он попросит их у меня, и он обнаружит, что нету никакого Блентнера, и что я ему тогда скажу?
– Если ты захочешь, если тебе это нужно, появится и Блентнер.
– Это как?
– Напишешь что-нибудь, балда. Придумаешь все сам, подпишешь его именем. Что может быть проще? Ты совсем тупой?
– Правда, не вижу нужды опускаться…
– Бери деньги и уходи. Вот материалы на Кипуча. Ступай.
– Вы, обе, вы замечаете, что здесь внизу как-то немного странно пахнет? Я…
– Ступай и ноздри свои уноси.
– Как мне развернуться? Здесь нет места, чтобы развернуться.
– Спиной вперед. Иди назад. Миссис Линденбаум тебе поможет.
– Сюда, милый.
– Бог ты мой.
15. 1990
Утро, когда Монро Концеппер пошел к соседям, Слотникам, чтоб обсудить мистера Костигана, было утром теплого майского воскресенья. Концеппер шагал по подъездной дорожке Слотников, из шероховатого красного кирпича, по влажным неубранным обрезкам первого в этом году безмешочного травокоса и готовился нажать на подсвеченный дверной звонок с переводной картинкой «Электрификация всего дома» под ним, такой же, как прошлая картинка на прошлом доме Концеппера, и на миг приостановился, чтобы убрать кусочки травы из отворота брюк.
Слотники сидели в столовой, в халатах, кожаных шлепанцах и шерстяных муфтах для ног, меж тарелок с крошками от французских гренок, рыхлые и тяжелые от впитанного сиропа, и читали воскресную газету, храня кленовую липкость на пальцах и в уголках ртов.
Мелодия дверного звонка Слотников всё не унималась. Она еще играла, когда дверь открыла Эвелин Слотник. Концеппер стоял на веранде. Руки Эвелин невольно взлетели к волосам, глаза упали на ступни в шерстяных муфтах под небритыми лодыжками. И тут пришел контекст, и она перевела взгляд с себя на Концеппера.
Тот был одет для причинения боли, в легкий английский плащ и заутюженные брюки и черные ботинки, сияющие, как вагоны метро. При нем был портфель. Эвелин Слотник глядела пристально. Все это заняло не более секунды. Из гостиной послышался газетный хруст.
– Доброе утро, Эвелин, – сказал Концеппер бодро.
– Монро, – сказала Эвелин.
Когда пролетели еще несколько секунд, в течение которых Концеппер по-прежнему стоял вовне дома Слотников, он вновь улыбнулся и повторил, громче:
– Доброе утро, Эвелин. Надеюсь, я не…
– Ну, заходи, – сказала Эвелин, довольно громко. Отворила дверь пошире и отступила. Концеппер смёл остаток росистых газонных обрезков на нелепый приветственный коврик Дональда Слотника, затем прочел «ВОН ОТСЮДА» и вошел.
– Заходи же, Монро, – пролопотала Эвелин даже громче. Ее опухшие глаза, широко открытые и смущенные, смотрели в Концепперовы. – Он дома, – сказала она одним ртом.
Концеппер усмехнулся и кивнул Эвелин.
– Если вдруг Дональд дома, – сказал он громко. – Извини, что вторгаюсь. Мне нужно поговорить с тобой и Дональдом.