Читаем Метла системы полностью

– Бог ты мой.

– Заметь, я не жалуюсь. Мы все так пригибаемся, естественно. Миссис Бидсман сказала мне сказать тебе, что как тебя сейчас сгибает пространство, так нас согнуло время.

– …

– Об этой боли у тебя никакого представления, боже сохрани. Не приведи господь тебе оказаться в нашем состоянии.

– Я-то надеюсь как раз оказаться в вашем состоянии, в какой-то момент в очень далеком будущем. Иначе я… Уй! Иначе я, полагаю, окажусь в худшем состоянии – а именно, в мертвом.

– Это весьма любопытное замечание, которое ты можешь обсудить с миссис Бидсман.

– То есть – у меня появится шанс поговорить с миссис Бидсман?

– Нет.

– Миссис Иньгст!

– Здрасте, доктор Джей.

– Ну, должен сказать, что вообразить это было сложновато, но здесь…

– Фильтруй гуано.

– …Уютно, как мне…

– Вот, держи свои расшифровки сессий. Вот деньги. Линор велит передать тебе, что ты работаешь профессионально.

– Профессионально?

– Так она сказала.

– И сколько это будет продолжаться? Ее это в конце концов убьет. Мы с вами, уважаемые, убиваем человека изнутри.

– Все ровно наоборот. Именно мы сохраняем ей жизнь. Ты читать разучился? Ты идиот даже хуже, чем считает Линор.

– Я отказываюсь глотать подобные оскорбления, мадам. Я авторитет и эксперт, выпускник Гарвардского университета, уважаемый член…

– Ты жалкий фобический невротик, которого Линор, используя свое влияние, спасла от психбольницы, куда тебя хотела положить твоя жена, которой, если помнишь, не нравилось, что ее каждый вечер перед сном скребли с антисептиком. Мы поставили тебя на ноги, снабжаем мылом, пероксидом и дезодорантом. Ты будешь делать то, что велит Линор, ровно до тех пор, пока ты нужен.

– Но это просто не может длиться бесконечно. Особенно в плане Кипуча. Он серьезная проблема. Разговоры бесят его сверх всякой меры, и я знаю, что в конце концов…

– Линор велит мне велеть тебе просто позаботиться о мистере Кипуче касательно Линор. Он всем действует на нервы. Делай, что велено. Здесь есть кое-какие материалы о человеке, который…

– Ну послушайте. Так все будет только хуже. Он захочет почитать что-нибудь из Блентнера. Он же читатель. Он захочет посмотреть на настоящие тексты Блентнера. И он попросит их у меня, и он обнаружит, что нету никакого Блентнера, и что я ему тогда скажу?

– Если ты захочешь, если тебе это нужно, появится и Блентнер.

– Это как?

– Напишешь что-нибудь, балда. Придумаешь все сам, подпишешь его именем. Что может быть проще? Ты совсем тупой?

– Правда, не вижу нужды опускаться…

– Бери деньги и уходи. Вот материалы на Кипуча. Ступай.

– Вы, обе, вы замечаете, что здесь внизу как-то немного странно пахнет? Я…

– Ступай и ноздри свои уноси.

– Как мне развернуться? Здесь нет места, чтобы развернуться.

– Спиной вперед. Иди назад. Миссис Линденбаум тебе поможет.

– Сюда, милый.

– Бог ты мой.

<p>15. 1990</p>ЛЮБОВЬ

Утро, когда Монро Концеппер пошел к соседям, Слотникам, чтоб обсудить мистера Костигана, было утром теплого майского воскресенья. Концеппер шагал по подъездной дорожке Слотников, из шероховатого красного кирпича, по влажным неубранным обрезкам первого в этом году безмешочного травокоса и готовился нажать на подсвеченный дверной звонок с переводной картинкой «Электрификация всего дома» под ним, такой же, как прошлая картинка на прошлом доме Концеппера, и на миг приостановился, чтобы убрать кусочки травы из отворота брюк.

Слотники сидели в столовой, в халатах, кожаных шлепанцах и шерстяных муфтах для ног, меж тарелок с крошками от французских гренок, рыхлые и тяжелые от впитанного сиропа, и читали воскресную газету, храня кленовую липкость на пальцах и в уголках ртов.

Мелодия дверного звонка Слотников всё не унималась. Она еще играла, когда дверь открыла Эвелин Слотник. Концеппер стоял на веранде. Руки Эвелин невольно взлетели к волосам, глаза упали на ступни в шерстяных муфтах под небритыми лодыжками. И тут пришел контекст, и она перевела взгляд с себя на Концеппера.

Тот был одет для причинения боли, в легкий английский плащ и заутюженные брюки и черные ботинки, сияющие, как вагоны метро. При нем был портфель. Эвелин Слотник глядела пристально. Все это заняло не более секунды. Из гостиной послышался газетный хруст.

– Доброе утро, Эвелин, – сказал Концеппер бодро.

– Монро, – сказала Эвелин.

Когда пролетели еще несколько секунд, в течение которых Концеппер по-прежнему стоял вовне дома Слотников, он вновь улыбнулся и повторил, громче:

– Доброе утро, Эвелин. Надеюсь, я не…

– Ну, заходи, – сказала Эвелин, довольно громко. Отворила дверь пошире и отступила. Концеппер смёл остаток росистых газонных обрезков на нелепый приветственный коврик Дональда Слотника, затем прочел «ВОН ОТСЮДА» и вошел.

– Заходи же, Монро, – пролопотала Эвелин даже громче. Ее опухшие глаза, широко открытые и смущенные, смотрели в Концепперовы. – Он дома, – сказала она одним ртом.

Концеппер усмехнулся и кивнул Эвелин.

– Если вдруг Дональд дома, – сказал он громко. – Извини, что вторгаюсь. Мне нужно поговорить с тобой и Дональдом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Великие романы

Короткие интервью с подонками
Короткие интервью с подонками

«Короткие интервью с подонками» – это столь же непредсказуемая, парадоксальная, сложная книга, как и «Бесконечная шутка». Книга, написанная вопреки всем правилам и канонам, раздвигающая границы возможностей художественной литературы. Это сочетание черного юмора, пронзительной исповедальности с абсурдностью, странностью и мрачностью. Отваживаясь заглянуть туда, где гротеск и повседневность сплетаются в единое целое, эти необычные, шокирующие и откровенные тексты погружают читателя в одновременно узнаваемый и совершенно чуждый мир, позволяют посмотреть на окружающую реальность под новым, неожиданным углом и снова подтверждают то, что Дэвид Фостер Уоллес был одним из самых значимых американских писателей своего времени.Содержит нецензурную брань.

Дэвид Фостер Уоллес

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Гномон
Гномон

Это мир, в котором следят за каждым. Это мир, в котором демократия достигла абсолютной прозрачности. Каждое действие фиксируется, каждое слово записывается, а Система имеет доступ к мыслям и воспоминаниям своих граждан – всё во имя существования самого безопасного общества в истории.Диана Хантер – диссидент, она живет вне сети в обществе, где сеть – это все. И когда ее задерживают по подозрению в терроризме, Хантер погибает на допросе. Но в этом мире люди не умирают по чужой воле, Система не совершает ошибок, и что-то непонятное есть в отчетах о смерти Хантер. Когда расследовать дело назначают преданного Системе государственного инспектора, та погружается в нейрозаписи допроса, и обнаруживает нечто невероятное – в сознании Дианы Хантер скрываются еще четыре личности: финансист из Афин, спасающийся от мистической акулы, которая пожирает корпорации; любовь Аврелия Августина, которой в разрушающемся античном мире надо совершить чудо; художник, который должен спастись от смерти, пройдя сквозь стены, если только вспомнит, как это делать. А четвертый – это искусственный интеллект из далекого будущего, и его зовут Гномон. Вскоре инспектор понимает, что ставки в этом деле невероятно высоки, что мир вскоре бесповоротно изменится, а сама она столкнулась с одним из самых сложных убийств в истории преступности.

Ник Харкуэй

Фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая фантастика
Дрожь
Дрожь

Ян Лабендович отказывается помочь немке, бегущей в середине 1940-х из Польши, и она проклинает его. Вскоре у Яна рождается сын: мальчик с белоснежной кожей и столь же белыми волосами. Тем временем жизнь других родителей меняет взрыв гранаты, оставшейся после войны. И вскоре истории двух семей навеки соединяются, когда встречаются девушка, изувеченная в огне, и альбинос, видящий реку мертвых. Так начинается «Дрожь», масштабная сага, охватывающая почти весь XX век, с конца 1930-х годов до середины 2000-х, в которой отразилась вся история Восточной Европы последних десятилетий, а вечные вопросы жизни и смерти переплетаются с жестким реализмом, пронзительным лиризмом, психологическим триллером и мрачной мистикой. Так начинается роман, который стал одним из самых громких открытий польской литературы последних лет.

Якуб Малецкий

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги