Метанойя

– Джем, ты о чем говоришь? Какие трупы, какие милиционеры? Ты что-то вчера перепил или у тебя уже белая горячка началась?

Теперь остолбенел я:

– Тогда про что ты говоришь? Ты сам мне сказал, что меня подозревают в убийстве…

Он рассердился:

– Слушай, не коси под дурачка! Можешь мне поверить– это неудачный ход. Может, хотя и маловероятно, что тебе удастся добиться стационарной психиатрической экспертизы, но в институте Сербского тебя любой специалист в момент расколет, и только хуже получится.

Я совершенно перестал что-либо соображать. Получалось, что вчерашняя перестрелка около «Максима» все же была галлюцинацией, вызванной действием «хрустальной мечты». Стало быть, и трупы милиционеров, и Эля– это всего лишь плод моего воображения. Несмотря на всю тягость происходящего сейчас со мной, я не мог не восхититься: вот это «мечта»! вот это сила!.. Но тогда о каком убийстве говорит Сергеев? За что меня схватили?! Тонкий лучик надежды пробился сквозь низкие свинцовые тучи, нависшие надо мной, и я вдруг поверил, что еще не все потеряно. Я буквально взмолился:

– Послушай, Антон, я правда не знаю, о каком убийстве идет речь. Поверь мне!

Он раздраженно снял очки и снова надел.

– Да как же я тебе могу поверить, если трое свидетелей уверенно опознали тебя по фотографии? Вчера около семи часов вечера неподалеку от «Меркурия» ты застрелил из пистолета двух человек в джипе, а сейчас говоришь, что не знаешь, о чем речь?

Я был на грани того, чтобы грохнуться в обморок– такая слабость вдруг охватила меня, и, что еще хуже, я вообще перестал ориентироваться в реальности. Где я? Что я? Что со мной происходит? Где действительность, а где иллюзии? Сид, дружище, я со всех ног спешу к тебе, уверен, ты будешь рад меня видеть… Мы сможем вдосталь поговорить о результатах своих мечтаний… Экспериментаторы! Определенно, я добился того, к чему стремился – крыша моя снялась и полетела… До свидания, дорогая!

Сергеев обеспокоенно потряс меня за рукав.

– Джем, ты в порядке? Что с тобой?

Я вцепился взглядом в его невыразительное лицо и, едва владея собой, выдавил.

– Антон, я очень плохо себя чувствую… Мне нужно передохнуть…

Он участливо спросил:

– Может, тебе врач нужен?

– Нет, нет, не беспокойся, мне просто необходимо спокойно посидеть в тишине.

Сергеев предложил:

– Может, давай я тебя в камеру отправлю? А Кольцова придет, тогда и продолжим?

Я кивнул:

– Да, наверное, так будет лучше.

Он не мог удержаться, чтобы не добавить:

– И хорошенько подумай над тем, что я тебе сказал.

Сергеев по телефону связался с дежурным и попросил прислать конвой. Положив трубку, он внимательно посмотрел на меня– видимо, где-то внутри его не отставляло подозрение, что я попросту разыгрываю спектакль.

– Кстати, на вот, сигареты возьми, я попрошу, чтобы у тебя их не забрали.

Но тут открылась дверь и в кабинет вошел Михалыч, а следом за ним– Кольцова. Михалыч удивленно развел руками.

– Бывает же так– звонил Анне Михайловне, не дозвонился. А потом ее на лестнице встретил, она, оказывается, по другому делу уже целый час здесь находится.

Сергеев спросил:

– А со свидетелями связался?

– Да, отправили Власова их собирать. Он взял машину, думаю, меньше чем за час обернется.

Кольцова подошла ко мне и улыбнулась.

– Здравствуй, Джем.– Но тут же улыбка пропала и она озабоченно спросила:– Что-то на тебе лица нет, тебя что, били?

Следователь и оперативник аж вскинулись, но Кольцова не обратила на них внимания, пристально разглядывая мое лицо.