Metamodernism The Future of Theory

С самого момента рождения ребенка его бомбардируют общественными понятиями в виде материализованных знаков. Первый контакт младенца с апельсиновым соком, скорее всего, будет сопровождаться родительскими объяснениями, даже если он слишком мал, чтобы понять их в полной мере. Вместо того чтобы быть изолированными мыслителями, которые обретают понятия в процессе философской медитации, мы получаем свои категории и даже базовые представления о мире через потребление и интерпретацию уже материализованных знаков (как человеческого, так и нечеловеческого происхождения).

Это имеет прямое отношение к гуманитарным наукам, поскольку мы часто заинтересованы в понимании гомогенности или гетерогенности макрочеловеческих феноменов - культуры или общества. Можно спросить: что общего между представителями той или иной "культуры"? Мы должны избегать двух различных крайностей. С одной стороны, как следует из приведенного выше примера, наши представления о мире формируются не в изоляции и, следовательно, не являются полностью идиосинкразическими (в той мере, в какой мы оба используем выражение "апельсиновый сок" и не имеем в виду совершенно разные вещи).

С другой стороны, было бы не менее грубой ошибкой попасть в ловушку нематериального подхода к предмету и считать, что все представители данной культуры разделяют идентичные концепции. Наивной версией этого является представление Ричарда Докинза о "мемах" как об идейных вирусах, которые копируют себя от разума к разуму. Как отмечалось в главе 3, передача культуры - это процесс, который включает в себя не идеальное копирование, а скорее постоянные изменения. Гило-семиотический подход, с другой стороны, позволяет нам увидеть, что члены "культуры" не разделяют идентичные концепции, но они часто формулируют свои частные концепции, ссылаясь на похожие или общие материализованные знаки. Это признание позволяет гораздо конкретнее анализировать культуру, которая больше не строится в терминах диффузных общих представлений, но может быть переосмыслена как результат конкретных взаимодействий и материальных векторов.

Публичные репрезентации выполняют не только коммуникативную функцию. Материальные объекты обязательно играют роль посредников в социальных отношениях, например, вызывая сильные эмоции (вспомните пропаганду), вызывая желания (вспомните рекламу), принуждая к власти (вспомните оружие) и устанавливая иерархию господства (вспомните товарное накопление). Это справедливо как для человеческих, так и для многих нечеловеческих социальных миров. Когда мы думаем о человеческих коллективах, мы не должны упускать из виду материальные объекты, которые являются частью их вязи (например, Starbucks - это не просто группа людей, а коллектив, включающий финансовый капитал, здания, эспрессо-машины, килограммы обжаренного кофе и так далее). Как уже говорилось в главе 4, материальные знаки являются частью нашей социальной жизни и действительно могут рассматриваться как ключевые компоненты социального. Эту мысль можно найти в трудах Арджуна Аппудараи и компании, и она легко может показаться одним из ключевых преимуществ анализа Нового Материализма. Но вы также можете найти ее у Маркса, где она считалась центральным утверждением старомодного диалектического материализма; и, более того, такую функцию объектов можно найти у классического социологического теоретика Эмиля Дюркгейма. Я говорю это не для того, чтобы как-то оспорить более широкое понимание, а просто чтобы определить его место в его более длинной исторической траектории. Кроме того, стоит подчеркнуть сделанное мною выше замечание о том, что не вся материя имеет значение для данного социального отношения - значение имеет семиотический компонент или материализованный знаковый аспект.