Месть под расчет

Задумчиво кивнув, Сент-Джеймс продолжил путь. Не в силах больше отражать наплыв воспоминаний, Линли последовал за ним.

Как ни странно, мельница почти не изменилась с того последнего раза, когда он был тут, словно за ней кто-то присматривал. Конечно, ее надо было покрасить — кое-где проглядывал камень, да и дерево понемногу гнило, однако крыша была на месте, и если не считать разбитого стекла в единственном окошке наверху, здание в целом выглядело крепким и могло бы простоять еще сто лет.

Линли и Сент-Джеймс поднялись по старым ступенькам, скользя на отшлифованных временем и людьми камнях. От краски тут не осталось и следа, дверь была приоткрыта. Покоробившаяся, она не входила в раму и, когда Линли толкнул ее, громко заскрипела.

Войдя внутрь, они постояли, осмысливая увиденное. На пол нижнего этажа падали лучи солнца, проникая сквозь щели в забитом окне. Возле дальней стены лежала куча тряпок. Под одним из окон стояла каменная ступа с пестиком — вся в паутине, рядом на крюке висел моток веревки, и казалось, что его не трогали по меньшей мере лет пятьдесят. В углу лежала небольшая стопка старых газет, и Сент-Джеймс отправился просмотреть их, пока Линли, не двигаясь с места, наблюдал за ним.

— «Споуксмен» наших Кэмбри. С поправками. Изменениями. Вычеркиваниями. Новый вид заголовка. Мик знал об этом месте?

— Мы приходили сюда мальчишками. Думаю, Мик не забыл. Но газеты как будто старые. Вряд ли он был тут недавно.

— Хм-м. Да. Газеты прошлогодние. Апрельские. Но кто-то побывал тут позднее.

Сент-Джеймс обратил внимание на следы, оставленные на пыльном полу, которые вели к лестнице в стене. Сама же лестница вела туда, где находилось оборудование мельницы, приводившее в действие жернова. Сент-Джеймс осмотрел ступеньки, три из них осторожно проверил на прочность и, прихрамывая, начал восхождение.

Линли не сводил с него глаз, отлично понимая, что Сент-Джеймс ждет его и ему не уйти от неизбежного. Нельзя и дальше делать вид, будто нет никаких воспоминаний, связанных с мельницей, тем паче с верхним этажом. Проискав его целую вечность, она нашла его там, куда он бежал от нее и от всего того, что ему не следовало знать.

Возвращаясь с пляжа, он шел по саду и обратил внимание на промелькнувший в окне второго этажа мужской силуэт, обратил внимание на халат отца, который он не мог надеть, будучи прикованным к постели, тем более не мог ходить в нем по спальне матери. Ему тогда и в голову не пришло подумать об этом, он лишь ощутил радость, как солнечный удар, и в голове у него звучало: Здоров! Здоров! Здоров! — когда он бежал по лестнице и звал обоих, когда ворвался в материнскую спальню. Сделал попытку ворваться. Потому что дверь оказалась запертой. А так как он не переставал кричать и звать отца, то прибежала отцовская сиделка с подносом и стала успокаивать его, просила не кричать, чтобы не разбудить больного. И еще не договорив: «Но папа ведь…» — он все понял.

Тогда он в ярости стал что-то кричать матери, и ей ничего не оставалось, как открыть дверь, и он увидел Тренэр-роу в халате отца, разобранную постель, брошенную на пол одежду. В воздухе стоял густой запах совокупления. А ведь от комнаты, где умирал отец, их отделяли лишь ванная и гардеробная.

Тогда он, потеряв голову, бросился на Тренэр-роу. Но ведь ему было всего семнадцать, и мужчине тридцати одного года ничего не стоило справиться с ним. И Тренэр-роу ударил его ладонью по щеке — так обычно успокаивают истеричных женщин. Мама крикнула: «Нет, Родди, нет!» И все.

Она отыскала его на мельнице. В окошко на втором этаже он видел, как она идет, высокая, элегантная, сорока одного года от роду. До чего же она была красива тогда.

Ему надо было бы сохранить самообладание. В конце концов, старший сын графа. Ему следовало взять себя в руки и холодно сообщить ей, что настала пора возвращаться в школу и готовиться к экзаменам. Не важно, поверит она или нет. Главное — быть подальше и как можно быстрее.

А он, глядя, как она идет, думал о том, что отец любил ее, и стоило ему откуда-нибудь вернуться домой, он тотчас принимался звать ее: «Дейз! Дейз, любимая!» Всю свою жизнь он посвятил тому, чтобы сделать ее счастливой, а теперь он лежал у себя и ждал, когда рак покончит с ним, в то время как она и Тренэр-роу целовались, обнимались…

Он не выдержал. Зовя его, она поднялась по лестнице, и он был готов к встрече.

Шлюха, кричал он. Ты сошла с ума? Или тебе до того не терпелось, что любой сошел бы? Даже такой, которому ничего больше не надо и который будет смеяться над тобой в пабе? Ты гордишься собой, шлюха? Ты гордишься?

Она ударила его, и это было для него полной неожиданностью, потому что до этого она стояла неподвижно и молча принимала его оскорбления. Но после его последнего вопроса она сильно ударила его тыльной стороной ладони, и он отлетел к стене, а из разбитой бриллиантовым кольцом губы потекла кровь. Однако на ее лице ничего не отразилось. Оно было словно каменным.