Наблюдая за тем, как служащая вставляет пряжку ремня в гравировальный автомат, так называемая Белл Старр искоса посмотрела на своего партнера по танцам. Она смутно вспомнила, что видела эту симпатичную задницу, когда он тащил по футбольному полю приземлившийся там парашют.
Алехандро осмотрелся по сторонам, внезапно осознав, что впервые за много лет он оказался среди обыкновенных людей, будучи столь же обыкновенным, как они сами, и собираясь предаться столь же обыкновенному развлечению. Ему выпала короткая передышка, во время которой он может быть неким никому не известным Джесси Джеймсом и плясать техасский тустеп с красивой женщиной, которой нравится нарушать предписанные правила игры.
И только здесь он впервые увидел ее в более или менее приличном освещении. Ее коротко остриженные волосы были ослепительно черными, кожа — гладкой и золотистой. Она была стройна и с виду — хрупкого сложения, но, едва прикоснувшись к ней, он понял, что ее тело — сильное и отлично тренированное. Шея у нее была длинной и изящной, губы — твердыми, но многообещающими.
С трудом ориентируясь в собственных многочисленных кличках и кодовых обозначениях, да пребывая и здесь под только что выдуманным именем, он осознал себя всего лишь неким фиктивным персонажем, ведущим фиктивную жизнь в грязном болоте, именуемом реальным миром. И еще он со всей очевидностью осознавал, что, сколько бы ни довелось ему поездить и полетать по свету, самым длинным его путешествием окажется путь из глубин собственного сознания в наглухо заблокированный мир личных эмоций. Он неистово тосковал по тому, что было совершенно несовместимо с его профессией. А ему так хотелось погрузиться в собственные глубины и обрести наконец, а вернее, вызволить оттуда свою подлинную сущность.
— А вот и они.
В руках у девушки уже были их ремни с гравировкой на пряжках.
Продев ремень в петли на джинсах, Белл Старр взяла партнера за руку.
— Пошли потанцуем.
Джонни Кэш пел на видеоэкране о собственном вероломстве и о том, как ему жаль обманывать такую славную женщину.
Джесси Джеймс и Белл Старр пошли тустепом. Белл прошлась пируэтом у него под рукой. Он повернул ее, возвращая в свои объятия, и ощутил при этом теплоту и отзывчивость ее тела, ощутил, как между ними промелькнула некая искорка.
Почувствовав его руку у себя на талии, она внезапно остро ощутила собственное тело. Порой его рука случайно касалась ее груди, и она судорожно вздыхала каждый раз при этом.
— Ты замечательно танцуешь, — прошептала она, пряча от него взгляд.
— Ты тоже, — ответил он, испытывая странное, незнакомое или начисто забытое волнение. Он вдруг ощутил себя подростком, впервые попавшим на школьные танцульки.
Тед Порджес влез на высокий стул у стойки и обратился к одетой в ковбойском стиле барменше:
— Бурбон с водой и со льдом.
Раздавив сигарету в пепельнице с проваливающейся крышкой, он посмотрел на своих подопечных, пустившихся сейчас в кадриль, подумав при этом: «Ну и спектакль устраивают эти задницы!» Отхлебнув бурбона, он почувствовал, как в нем нарастает ярость; мысленно осыпая своих питомцев проклятиями, он решал, как поступить с ними дальше.
Они только что нарушили одно из священных правил, существующих на гасиенде: «Ты не должен вступать в осознанный контакт, не должен разговаривать, знакомиться и, в особенности, ложиться в постель с другим внедренным агентом, если не хочешь подставить под удар самого себя и своего коллегу в ходе дальнейших операций». На территории гасиенды никогда не тренировалось больше дюжины агентов одновременно. И каждый инструктор составлял расписание своего подопечного таким образом, чтобы тот в ходе занятий не встречался с кем-либо из остальных. Подлежащие внедрению или внедренные агенты питались в одиночестве, каждый у себя в комнате, или, в порядке исключения, вдвоем с инструктором. Им не разрешали ни с кем заговаривать, не получив на это предварительного разрешения; особенно суров был этот запрет применительно к общению с временными обитателями гасиенды.