Месть Аскольда

Особенно выделялся среди нападавших воин выше среднего роста, одетый в редкий для монгольского воинства наряд. На светлую кожаную куртку были нашиты чеканные пластины: наплечники, нагрудник, нарукавники. Такая же пластинка поблескивала и на клобуке. Видимо, сей наряд был легок и нисколько не сдерживал движений воина: он вертелся как юла, нанося смертельные удары направо и налево. Узнав в этом монголе самого Менгу, воевода бросился к нему с обнаженным мечом. Обе стороны замерли.

Два противника, не спуская глаз друг с друга, начали ходить кругами, выбирая удобный момент для нанесения удара. Первым сделал выпад Менгу. Его сабля блеснула, как молния, и с размаху обрушилась на Димитрия, но тот в последний миг отбил ее и нанес ответный удар. Менгу спас наплечник.

И опять началось хождение по кругу. На этот раз не выдержал воевода: он пошел в активное наступление, широко размахивая мечом. Друг Батыя, однако, успешно отражал удары. Но, как выяснилось, за сражением двух непримиримых врагов наблюдали и с земли. Увидев, что урус вот-вот одолеет Менгу, один из стрелков хана пустил стрелу. Та впилась в руку воеводы чуть выше локтя.

Превозмогая боль, Димитрий продолжал наступать, но силы — вместе с сочащейся из раны кровью — постепенно покидали его. Вдобавок Менгу, улучив момент, рассек ему предплечье. Казалось, еще миг, и… воевода будет повержен. Но тут русских обуяла невиданная ярость, и они, как львы, набросились на татар. Только поспешное бегство спасло Менгу и его соплеменников от плена. А то и от смерти…

Однако передышка была недолгой. В бой вступили свежие ханские тургауды, которые тотчас начали теснить киевлян. Тогда-то и поднялась на стену Всеславна. Увидев отступающих воев, она выхватила меч и с криком «Вы хуже баб!» бросилась на врагов, первым же ударом сразив одного из них насмерть. Ее пример воодушевил защитников, и рубка завязалась с новой лихостью.

К сожалению, силы были неравны: монголы бросали на стены Киева все новые подкрепления. Один за другим падали русские бойцы, и некому было их заменить. Уцелевшие сплотились подле Всеславны. «Где ты, Кулотка? Где ты, Гол-богатырь?» Но нет рядом героев. Кулотка ждет в условленном месте возвращения Аскольда, а Гол с горсткой бойцов держит оборону у пробитого монголами проема, дабы те не прорвались в город.

Жестокий бой на стене меж тем продолжался. Оказавшийся рядом дружинник успел отбить занесенную над головой Всеславны татарскую саблю, но принял смертельный удар на себя. И осталась она с озверевшей вражьей стаей с глазу на глаз. Спасения нет. Выхватив нож, княжна попыталась вонзить его себе в сердце, но цели не достигла — помешала кольчуга. А второго удара ей попросту не позволили сделать: два здоровенных монгола схватили ее за руки и поволокли к лестнице.

Как ни билась Всеславна, как ни сопротивлялась, но одолели ее нечестивцы и повели в свой стан. Почувствовав, что ослабла вражья хватка, вырвалась княжна. Выхватила у зазевавшегося татарина саблю и пошла полосовать направо и налево. Второй, обозлившись, выхватил лук и прицелился. И вдруг на него коршуном обрушился какой-то всадник.

— Стой, поганая морда! — заорал он, и засвистела пронзительно апайка.

Больно обожгла она стрелка. Оторопел он: кто посмел? Глядь, а перед ним сам Менгу! Упал воин на колени, головой в землю уперся.

Растерялась и Всеславна: кто это?

— Взять! — раздалась команда.

Подскочили два тургауда и потащили ее к хану в шатер. Там будут судить уруса. Любит Менгу, как и его повелитель, отважных и дерзких воинов. Вот и Батыю захотелось взглянуть на смельчака. Когда же тургауды толкнули пленника, дабы заставить пасть пред ханом на колени, упал шлем с головы Всеславны, и рассыпались по плечам роскошные пышные волосы. Обомлели вороги: «Баба!»

Всеславна стояла перед ними, гордо вскинув голову. Глаза ее яростно сверкали, лицо полыхало праведным гневом. «До чего ж прекрасна!» — оценили даже монголы, отступив на миг от своих понятий красоты. Нет, не полетит сегодня ее голова с плеч. И не отдаст ее Менгу на потеху воинам. Хан сам решит, как ему поступить с пленницей. Но позже. А пока… пока прикажет оставить ее в юрте и стеречь, не спуская глаз.

* * *

Аскольду везло. Попутный ветер нес его как на крыльях. Снежная завеса скрывала от острых татарских глаз. Зарево над Киевом служило хорошим ориентиром. Наконец он вновь оказался у знакомых стен, ставших уже родными. Не дождавшись условного сигнала, Аскольд решил подняться на стену самостоятельно, благо на этой стороне было по-прежнему тихо. Нашел оставленную загодя веревку. Зарыв поблизости сани в снег, подошел к лестнице. И вдруг увидел сидящего под ней на корточках человека. Прижавшись спиной к башне, тот спал, гулко похрапывая.

— Эй, — окликнул Аскольд, стараясь перекрыть шум ветра.

Человек вскочил и схватился за меч.

— Кулотка! — радостно вскричал Аскольд.

— Аскольд!.. — друг бросился к нему, широко раскинув руки. — Я тово… заснул малость. Первый раз за несколько дней, — начал было он оправдываться.

— Брось. Скажи лучше, как город? — перебил его Аскольд.