Мессия очищает диск

Я не возьмусь описывать это словами; но мне больше нечем описывать. Сжавшись в комок, я сидел внутри смеющегося Бога, и хохот этот заставлял вспыхивать и гаснуть солнца, каждое из которых было не больше светляка, и мы были всем, а все — ничем. Масло лилось на кипящее море, и вот: волны больше не ревут, пена не рвётся клочьями, брызги не хлещут ошалевших чаек… гладкое блестящее зеркало от одной ладони до другой, и мириады отражений вольно гуляют по его поверхности, никак не нарушая величественного спокойствия. «Увижу светлую голову, — кричал кто-то из витой ракушки, похожей на лоб единорога, — буду бить по светлой; увижу тёмную — буду бить по тёмной»! Ослепшее «Великое сомнение», спотыкаясь, брело по заброшенному пляжу, держась за плечо «Великой смерти», которая на ходу сбрасывала одежды, превращаясь в «Великое пробуждение». А «Великая радость» махала издали рукой, держащей кувшин с розовой настойкой; и крабы, косолапя, сбегались на запах. Это мудрое безумие! Обезумевшая мудрость! Вздох предсмертный, так внезапно превращающийся в хохот! Патриархи Второго собора в Вайшали, случившемся через век после смерти Будды, пели на разные голоса: «Всё, что согласно с существующей нравственностью и духом учения Будды, должно быть признано уставным — неважно, существовало ли то с давних времён, существует ли в настоящее время или явится после!» И мухи с птицами вторили этим словам; и ад следовал за ними. «А всё, что не согласно, хотя бы то существовало прежде, существует в настоящее время или явится после — должно быть навсегда отвергнуто и не считаться учением Будды!» Добро и зло бродили в обнимку по бамбуковой роще, любуясь водопадами вдалеке, и ветер доносил к ним утреннюю прохладу. Лев и агнец лежали рядом, потом лев съел агнца и ушёл, а проходивший мимо путник в рваной телогрейке представил себе, что было бы, случись всё наоборот, — после скорбно покачал головой и пошёл себе дальше…

Нет.

Я не буду описывать это словами.

Это всё произнёс не я.

* * *

…Когда всё закончилось, мы стояли в совершенно неизвестной нам части Лабиринта Манекенов.

Перед нами была открытая дверь.

Там, внутри, слабо освещённые пыльным лучом, проникающим откуда-то сверху, сидели маленькие люди.

Недвижно.

Повинуясь неслышному приказу, мы, я и мой мальчик, вошли в комнату и остановились перед вереницей сидящих.

Перед строем мумий.

Да, это были мумии; ссохшиеся, втрое уменьшившиеся тела, каждое в привычной позиции — ноги скрещены, спина прямая, взгляд строго перед собой — и у любого из хозяев этой страшной комнаты была обрита голова.

Монахи.

Я пригляделся.

Нет.

Ни у кого на предплечьях не было выжженных знаков тигра и дракона.

Дальше всех от входа сидел большой, плотный — даже после смерти — человек с ломкой чёрной бородищей и серьгой в левом ухе.

Свиток с изображением этого человека висел в Зале Закона.

Первым сидел Пути Дамо, Бодхидхарма, Святой-в-одной-сандалии; слава и гордость Шаолиня.

У мумии рядом с ним не хватало руки.

Хуэй-кэ, второй патриарх, по слухам отсёкший себе руку в стремлении доказать преданность Учению.

Мы стояли и смотрели друг на друга.

Часть пятая Дорога на Бэйцзин

Отвага начинает, сила решает, дух завершает.

Из поучений мастеров

Глава девятая

1

Как обычно, судья не сразу очнулся, c трудом понимая, где он. Но знакомая кровать под балдахином говорила сама за себя, и выездной следователь со вздохом стал выбираться из постели.

Ночь службы в Преисподней закончилась. Начинался день службы в мире Жёлтой пыли, как выразился бы его друг Лань.

При воспоминании о даосе лёгкое беспокойство коснулось судьи Бао: чародей-отшельник в очередной раз исчез, никого не предупредив, и если раньше судья при подобном известии лишь пожал бы плечами, то сейчас…

«Поработайте с моё в Преисподней, — нахмурился выездной следователь, — и мигом разучитесь плечами пожимать!»

Уже восемь ночей судья Бао добросовестно исполнял возложенные на него обязанности в аду Фэньду: регулярно обходил местные канцелярии и следил, не появятся ли где злокозненные руки. Поначалу от усердия руки мерещились чуть ли не на каждом стеллаже, и трижды выездной следователь едва не поднял напрасную тревогу. «То-то конфуз бы случился!» — расстроенно думал судья, уже привычно просачиваясь сквозь стены и отвечая на приветствия очередных демонов-канцеляристов.

На вторую ночь судья в самом деле увидел шаловливые конечности — и мигом кликнул ближайшего чиновника. Пропажу свитков предотвратить не удалось, но судья с адским работником — пузатым бесом на тоненьких ножках, заискивающе щерившимся зубастой пастью, — успели записать, какие именно свитки утащили «тигро-драконьи» руки. Вскоре, когда свитки обнаружились на соседней полке, из них были немедленно удалены все изменения, внесённые туда за время отсутствия бумаг.

Судья Бао остался вполне удовлетворён результатом своих обходов, и проклятые руки перестали мерещиться ему за каждой полкой.