Мессия очищает диск

Змеёнышу было ясно, что преимуществами своего положения и грамотами тайной канцелярии, способными сделать покладистыми кого угодно, преподобный Бань пользоваться не собирается.

Что ещё раз укрепило лазутчика в уверенности: его наставник подозревает, что путь в Столицу отнюдь не будет усеян лотосовыми лепестками, и в особенности — для людей всемогущего Чжан Во.

Который вскоре вполне может стать бывшим всемогущим…

Хотя, если не для чужих ушей, — Сыновей Неба много, а тайная служба одна!

«Для чего ж тебе я понадобился?» — обеспокоенно подумал Змеёныш Цай.

То, чего он не понимал вначале, всегда на поверку оказывалось для лазутчика самым неприятным.

Неподалёку, рядом с коновязью, лежал прямо на песке один из купеческих возниц: простоватого вида парень с мозолистыми ручищами. Синюю кофту-безрукавку он нацепил прямо на голое тело, штаны забыл надеть вовсе, зато голову повязал цветастой косынкой, явно только вчера купленной. Прошлой ночью парень сильно перебрал — и винца, и певичек, — а значит, сегодня лежание на солнцепёке, по всем признакам, не должно было бы способствовать улучшению его самочувствия. Змеёныш приблизился к вознице, заботливо тронул его за бугристое плечо, потом прикоснулся кончиками пальцев ко лбу…

Лоб был холодным.

Пальцы Змеёныша быстро пробежались по шее парня — нет, ни одна из жил не пульсировала.

Возница был мёртв.

— Эй, — заорал лазутчик, пытаясь привлечь внимание купцов, — эй, почтенные! Куда ж вы смотрите?! Вам не повозки продавать надо, вам…

«Вам место на кладбище покупать нужно», — хотел добавить Змеёныш.

И не успел.

Ручища парня дёрнулась, раздавленным крабом поползла по песку, шевеля почему-то всего одним пальцем — указательным; замерла, опять двинулась, палец ковырнул песок, выгребая бороздку, другую…

Под ноготь воткнулась щепка-заноза; и эта мелочь вдруг заставила сердце Змеёныша забиться вдвое чаще.

Хотя бы потому, что лицо парня по-прежнему оставалось лицом спящего или мёртвого.

— Чего буянишь? — недовольно отозвался ближайший купец, прищуриваясь. Глазки у купца были такими мутными и окружёнными после весёлой ночки такими синячищами, что казались бельмами. Бельмастый ещё раз недовольно оглядел Змеёныша с головы до ног, не удостоив своего возницу даже словом, и повернулся к Баню.

— Вы б, наставник, угомонили вашего служку! — брюзгливо сообщил бельмастый. — Что ж это он, в самом деле, на честных людей кричит! Будда небось не учил язык распускать!

Но Змеёныш уже не слушал купца.

Он с неподдельным ужасом следил за указательным пальцем парня. Тот за это время успел очертить на песке круг около локтя в поперечнике; и теперь белёсый ноготь ковырялся внутри круга.

Иероглиф.

Другой.

Третий.

Сразу два подряд; старое головастиковое письмо, каким уже давно никто не пишет, даже мастера каллиграфии, способные на вкус отличить степень бархатистости туши; иероглиф, другой, третий…

Цзин, жань, жань, цзин, цзин, жань, цзин.

Чистое, грязное, грязное, чистое, чистое, грязное, чистое.

И, наконец, веки возницы дрогнули и раздвинулись.

Из глубоко утопленных глазниц на Змеёныша смотрела темень Лабиринта Манекенов, в которой что-то ворочалось.

Лазутчик жизни отшатнулся, так и не успев осознать: примерещился ему сухой треск, какой бывает от столкновения дерева с деревом или с рукой, похожей на дерево?

А ручища возницы медленно выползла из круга, мозолистая ладонь легла на валявшийся неподалёку колодезный ворот; дубовая махина, окованная вдоль оловом, приподнялась, оторвалась от песка…

И с маху ударила Змеёныша по правому колену.

Попади ворот по живому — опираться лазутчику на костыль до конца его дней!

— Сдурел?! — Змеёныш резво отпрыгнул назад, с испугом глядя на садящегося парня. — Эй, удалец, ты живой или… какой?!

Вместо ответа ворот вновь ринулся к колену лазутчика.

Но в воздухе закатным облаком мелькнула оранжевая кашья, и обе сандалии преподобного Баня опустились точно посреди ворота, прибив его к песку, как сильный дождь прибивает пыль.

— Если мой спутник чем-то не угодил вам, я искренне прошу прощения вместо этого невежи! — Бань явно хотел сказать что-то ещё, но осёкся, во все глаза разглядывая возницу. А не вовремя оживший парень не обратил внимания ни на удивительное появление монаха, ни на собственный промах — ворот зашевелился на песке, попутно стерев часть круга и два иероглифа «жань», после чего опять стал подниматься.

И возница тоже стал подниматься.

— Чистое, — глухо сказал возница. — И грязное. И чистое…

Он шагнул вперёд и попытался кинуть ворот в ноги Змеёнышу. Руки слушались парня плохо, необычное оружие упало, не долетев до цели какого-нибудь вершка; возница огорчённо помотал головой, отчего косынка сползла ему на самые брови, и грузно побрёл к Змеёнышу.

Когда на плечо возницы легла сухонькая лапка преподобного Баня, парень попытался смахнуть её на ходу — но не тут-то было! Лапка держала прочно. Возница остановился, развернулся к досадной помехе вполоборота и скосился на лапку у себя на плече.