Только мухи суматошно бились об оконный флёр.
— Удивительно, — сказал Государев Советник и помахал лапкой в воздухе. — Воистину достойно удивления…
Змеёныш скромно потупился. На самом деле он уже давным-давно стал равнодушен к похвалам, но люди, кому он передавал донесения, что называется, «из уст в чернильницу»… эти люди, невзирая на чин и положение, всегда восторгались памятью лазутчика.
На паркете обнаружился сучок, похожий на детскую ухмыляющуюся рожицу; Цай вспомнил сумасшедшую память Маленького Архата и вдруг понял — если Государев Советник сейчас похвалит лазутчика, то Змеёнышу это будет неприятно.
Почему? В подробности лазутчик решил не вдаваться.
— Только сейчас я понял, почему толстый студент-стипендиат Бао, — неожиданно для Цая донеслось с той стороны кровати, — закончив с отличием Академию, не захотел остаться в Столице, взяв курс новых студентов. Ему сулили прекрасное будущее, звание академика-ханлиня, высокий чин в самом скором времени… «Нет, — сказал он мне, — я умею учиться, но не умею учить. И потом — дело надо крепко держать в руках, а это…» И не договорил. Тогда я не понял его. Что ж, всему своё время… жаль лишь, что поздно!
Змеёныш почувствовал: пора удаляться.
Сановник не походил на человека, способного на откровенность с посторонним. Если у Государева Советника сейчас развяжется язык — впоследствии он пожалеет об этом и перестанет любить Змеёныша, присутствовавшего при минуте слабости. Тогда уйти из Столицы незамеченным будет гораздо сложнее.
— Я похож на человека, откровенного с незнакомцами? — спросил Государев Советник.
На лице Змеёныша не отразилось ничего.
Ему непросто далось спокойствие.
Мысли он читает, этот опорный столб Чжунго, что ли?
— Слушай и не перебивай. — Воробей неожиданно оказался совсем рядом, мигом перепорхнув через кровать, и пристально заглянул в глаза лазутчику — головы стоящего сановника и сидящего Змеёныша были практически на одном уровне.
— Слушай и не перебивай. Ты передал мне слова моего друга Бао, ты говорил его голосом — и заслуживаешь поощрения. Когда я закончу, я выполню любую твою просьбу, если это будет в моих силах. А сейчас запоминай мои слова и молчи. Когда судья Бао вновь увидит тебя… я надеюсь, что, услышав мой голос из чужих уст, он поймёт меня, как понимал раньше.
Сановник помолчал.
— Поймёт и не осудит, — добавил автор трактата «О пяти видах наказаний».
Чернь есть чернь.
Сегодня она готова целовать пыль из-под твоих сандалий, завтра же будет с удовольствием глазеть на твою отрубленную голову; сегодня прославляет, через неделю — проклянёт.
Воистину:
Но такие, как я, не уходят из неубранного дома.
Ты, незнакомец с никаким лицом и чужим голосом, наверняка слышал, как бэйцзинцы пели мне хвалу. «Слава! — надрывались они. — Слава тому, кто подсказал государю истребить проклятых монахов!» Завтра наступит похмелье, они увидят, что головы монахов-кознодеев протухли на колах, а налоги остались прежними, «Безумие Будды» и не подумало отступить, небо выглядит небом, а грязь — грязью. Что они закричат тогда? Кому воздадут по заслугам?! Не тому ли, кто подскажет распилить бездарного советника бамбуковой пилой или сварить в кипящем масле?!
Знаешь ли ты, как я дал государю Хун Ци совет, приведший к уничтожению тайной канцелярии Чжан Во? В тот день я был в Академии Ханлинь с целью сверки результатов выпускных экзаменов у них и у нас. Когда я вернулся обратно, в Училище Сынов Отечества, меня поразила царящая во дворе суматоха. «Внезапный приезд императора! — объяснили мне. — Государь нагрянул, как гром с ясного неба, собрал всех почётных наставников, носящих титул «тайчан боши», и уединился с ними в присутственной зале. И вам было передано сразу по приезде отправляться туда».
Я поспешил в присутственную залу, что называется, «между вдохом и выдохом».
Ещё от дверей меня поразила тишина. Сын Неба стоял на возвышении, рядом с ним находились трое телохранителей из Крылатых Тигров, а почётные наставники, потупившись, кусали губы и дёргали себя за бороды.
— Итак, я жду! — гневно вопросил государь, сдвинув брови. — Неужели я не получу нужного совета?
Тишина царила в зале.
Тут император обратил внимание на меня.
— Тогда ответь хоть ты! — крикнул он, ткнув в мою сторону пальцем. — Только не тяни и не мямли, как эти мудрецы! Ответствуй, явившийся невовремя: как должно поступить государю, только что поднявшемуся по красным ступеням?![61]
— Государь должен поступать так, как подсказывает ему его собственный разум, — не найдя ничего лучшего, ответил я. — Ибо сказано древними: тело правителя — тело государства, душа правителя — дух народа, помыслы правителя — чаяния подданных.