Мессалина

Мессалина в глубине души вознегодовала на Аррию за то, что, приехав в Рим, она не сочла нужным встретиться с ней; в этом она усмотрела презрение, которое не могла простить. А потому она больше ощутила гнев, нежели печаль, когда узнала о смерти своей давней подруги, и скоро утешилась, тем более, что припомнила упреки и нравоучительный тон, которым Аррия призывала ее к добродетельной жизни. Перед ее отъездом в Далмацию она даже поссорилась с ней из-за Тита, по поводу которого та заявила, что он настолько пустой и тщеславный, что может ее погубить, Мессалину. В самом деле молодой человек до того бесстыдно похвалялся своей связью с императрицей, что оставалось лишь удивляться, почему слух не достиг еще ушей Клавдия.

В то утро Мессалина совсем забыла о своей подруге, обрадовавшись известию, которое сообщил ей Клавдий: по ее просьбе он решил послать Аппию Силану распоряжение покинуть испанскую провинцию Бетику, где он был наместником и где его жена Лепида чувствовала себя словно в изгнании. Впрочем, Лепида вернулась в Рим уже более месяца назад, заявив, что умирает от скуки в этих отдаленных краях, опаляемых солнцем с весны до осени. Узнав о решении Клавдия, Мессалина тотчас послала записку с хорошей новостью матери. Она ничуть не удивилась, когда Ливия объявила ей о визите Лепиды.

— Дорогая моя, я счастлива! Ты представить себе не можешь, как ты меня обрадовала! — воскликнула Лепида, целуя дочь.

— Ты так упрашивала меня поговорить с Клавдием, чтобы добиться этого возвращения! — притворно вздохнула Мессалина, нашедшая в настойчивости матери великолепный повод повторить Клавдию просьбу, которую она уже высказывала ему от себя лично.

Лепида уселась рядом с ложем, на котором лениво разлеглась Мессалина.

— Мне, однако, странно видеть, как ты торопишься встретиться с мужем, — сказала Мессалина. — Я узнала, что с момента возвращения в Рим ты уже изменила ему по меньшей мере с двумя любовниками, не считая случайных связей в храме Мифилесета, который ты упорно продолжаешь посещать.

— Милая моя деточка, одно не мешает другому! — воскликнула Лепида. — Оттого, что я сплю с мужчинами, которые мне нравятся, я не меньше люблю моего дорогого Аппия! Действительно, в последнее время я вернулась к Симону. Ах, это поистине чудесный мужчина! Он просил напомнить о нем твоей императорской особе. Похоже, ты и в самом деле забыла, что это он предсказал тебе твою невероятную судьбу. Именно благодаря ему ты вышла замуж за Клавдия и властвуешь теперь в этом дворце.

— Верно, я и забыла об этом, — призналась Мессалина. — Дружба с таким человеком может быть полезной. Я попрошу Клавдия оказать ему какие-нибудь милости, а сама сделаю ему дорогие подарки.

— Он будет тебе признателен. Но к чему это я заговорила о Симоне? А, вспомнила! Детка моя дорогая, я должна тебя предостеречь. Многие из тех, кого я встречала и у него, и у Хилона, говорили мне о твоей любовной связи с этим Титом. То, что ты изменяешь мужу, — совершенно естественно. В Риме весьма трудно отыскать верную супругу… как и супруга. Но мы, женщины, должны нарушать супружескую верность тихо и скромно, ничего не выставляя напоказ. Очень неприлично, когда мужчина всюду хвастает, что у него любовница, да еще жена цезаря. Если молва дойдет до Клавдия, он может скверно к этому отнестись.

Мессалина слушала мать, и лицо ее омрачалось. Многие из ее окружения, начиная с Мнестера, говорили ей об опасности, какую представлял для нее этот тщеславный Тит, кому попало объявлявший, что он любовник императрицы. Мнестер сам не раз отчитывал Тита, увещевая его быть сдержаннее. И Мессалина укоряла его в кичливости. Он же отвечал, что ему незачем краснеть из-за связи, которая делает ему честь, что злых языков он не боится, что их любовь должна быть выше мелочных соображений и что тем самым он лишь дает ей доказательство страсти, неподвластной общественному мнению.

Лепида внезапно смолкла, увидев печаль на лице дочери.

— Дорогая моя, тебе не нравится, что я говорю правду? Но представь, что об этой истории прослышала Агриппина… Кстати, удивительно, что она еще ничего не знает! Какое оружие ты даешь ей в руки! В следующий же миг, я уверена, она обо всем донесет Клавдию. Она не очень-то жалует тебя с той поры, как по твоему наущению были сосланы ее дорогой философ и сестрица. Я знаю, она только и мечтает видеть, как ты полетишь вниз с вершины Тарпейской скалы!

— Мне это хорошо известно, — сказала Мессалина.

— Тогда чего же ты ждешь, почему не избавишься от столь неудобного, компрометирующего тебя любовника, у которого язык резвее форели?

— Поверь, я уже много размышляла об этом. И не раз хотела его удалить. Но если я его прогоню, он тут же сделается сообщником Агриппины. Он слишком многое обо мне знает и этим держит меня.

Лепида, поднесшая было ко рту финик, так и застыла с поднятой рукой и растерянно уставилась на дочь.

— Вот, оказывается, что… — наконец проговорила она.

— Ну конечно. Я знаю, что он готов на все, чтобы меня удержать, даже погубить меня и себя.