Мерзкий старикашка

‑ И не надо, не надо переодеваться. Так даже лучше будет. ‑ закончил спич главный прихлебатель начальства.

‑ Но хоть накидку надо снять. ‑ не согласился я. ‑ Ее исключительно на богослужения одевают.

‑ Накидку можно. ‑ разрешил Люкава.

Наивный он человек все же...

Я неторопливо, с кряхтением, стянул с себя расшитое всеми цветами радуги пончо, с минуту еще охал и потирал поясницу, затем аккуратно, нет очень аккуратно накидку сложил, разгладил, дабы на ткани не было не морщинки, и только после этого бережно убрал одеяние в тумбу.

Тхритравов секретарь аж подпрыгивал на месте от нетерпения, покуда я этим делом занимался. А сказать ничего не решался ‑ накидка, предмет сакральный, атрибут культа, однако, небрежное с ней обращение граничит со святотатством.

‑ Ну, пойдем что ли? ‑ сказал я, закончив с издевательством над ни в чем неповинным Люкавой и прихватив от стены клюку, с которой ходил во времена своего выздоровления. ‑ Не стой столбом, нас отец Тхритрава ждет.

Хм... Это наверное очень хорошо, что сильнее Лисапета недолюбливать в монастыре уже не могут, а морды бить тут не принято вообще.

И пошли. Не в настоятелево обиталище, разумеется ‑ Тхритрава, подобно всем прочим обитателям монастыря ночевал в самой обычной келье с минимальными удобствами, чудо смирения и нестяжательства всем нам являя. А вот для работы, ну или для встреч тет‑а‑тет с особо ценными паломниками у него имеются несколько комнат попрезентабельнее, с росписью, статуями, позолотой и прочими образами на стенах. Мебель там, опять же, удобная, не то что простые монашеские шконки ‑ хорошее такое место для работы и отдыха.

Ой, что это я? Для молитвенных размышлений, конечно же!

Отец Тхритрава, меня дожидаючись, потчевал всех троих приезжих князей травяным взваром с какими‑то крендельками. Ай‑яй, и это до завтрака ‑ ужаснейшее нарушение монастырского устава. Куда смотрит Святое Око?

‑ Тебе лучше, брат Прашнартра? ‑ приветствуя меня (простого монаха!) поднялись все четверо, а голос настоятеля был полон такой искренней заботы и приязни...

Прослезиться от избытка чувств что ли?

‑ Благодарю, отец Тхритрава, я чувствую себя почти здоровым. ‑ самым смиренным тоном (всегда его определял как "благочестивенький гнусняк") ответил я. ‑ Спину вот опять прихватило только.

‑ А ты не натруждай ее, присядь с нами. ‑ Тхритрава указал на пустующее кресло за столом. ‑ Вот тут уважаемые князья приехали побеседовать с тобой.

‑ Надеюсь, они ехали не для того чтобы спросить, о чем мне рыбы рассказывают. ‑ усмехнувшись себе под нос я последовал настоятелеву совету и присел.

‑ А что, правда рассказывают? ‑ не сдержался самый молодой, на вид так лет двадцати, из заезжей троицы.

‑ В уме ли ты, достопочтимый? ‑ укоризненно поглядел на него я. ‑ Где это видано, чтобы рыбы разговаривали?

Остальные два князя ухмыльнулись злорадненько ‑ знать, недолюбливают своего молодого товарища. Ну это ничего, на вас у меня тоже управа есть, на обоих.

‑ А кстати, отец‑настоятель, ‑ самым невинным тоном поинтересовался я, ‑ коли уж благородные князья возжелали припасть к мудрости нашей братии,они, я надеюсь, вознесли соответствующие жертвы и принесли должные дары? А то помню я их, бывали они у нас уже.

Развернувшись к сидящему справа от меня я ткнул в его сторону пальцем и требовательно вопросил:

‑ Вот ты, князь Шедад Хатиканский, года тому два как молил Святое Солнце о благополучном разрешении от бремени своей молодой жены. Какую жертву ты принес?

‑ Черного барана. ‑ недоуменно ответил тот, тряся своей рыжей бородой.

Да, эти гады бриться моим или подобным кошмаром цирюльника не обязаны. Даже строго наоборот ‑ обязаны только монахи.

В Ашшории вообще социальный статус человека можно легко определить по его прическе и растительности на лице, а вовсе не по одежде и украшениям. Князья носят бороды и распущенные длинные волосы, которые часто завивают; чиновникам и витязям, сиречь безземельным дворянам волосы завивать запрещено, а бороду, причем недлинную, можно носить лишь находящимся на государевой службе на офицерской должности (и, соответственно, получающих либо жалование, либо вместо или поверх него награжденные деревенькой в ненаследуемое оперативное управление и хозяйственное ведение), в прочих же случаях только усы дозволяются; клир бреется гладко, длинные волосы заплетает в косу; купцы и лавочники с трактирщиками тоже усы носят, но вот волосы дальше середины шеи им отпускать нельзя ‑ биты будут палками, ‑ зато поставщикам царского двора из их числа можно отращивать бакенбарды; городским работягам растительность на моське заказана напрочь, а рекомендуемая стрижка ‑ "под коленку", на чем сословие брадобреев (натурально носят оселедец) неплохую деньгу зашибает; крестьяне ‑ ну это отдельная пэстня. С одной стороны, на каждый хутор парикмахеров не напасешься, с другой и уравнивать сельский пролетариат с князьями как‑то некошерно, потому бороды им разрешены, только хлебопашцы их в косу заплетать обязаны в знак смирения, ну и прическа исключительно "под горшок". Так‑то вот, целая система.