Человек этот почти наверняка с Эланда, хотя ни разу не рассказывал, откуда он родом. Но Нильс все время внимательно вслушивается в его речь, и ему кажется, что он слышит отзвуки островного диалекта. Во всяком случае, Эланд он знает очень хорошо. А может, они и встречались когда-то.
– Заходи, заходи, – улыбается швед и кивает в сторону бутылки с вест-индским ромом. – Выпьешь?
– Нет.
Нильс закрывает дверь. Он перестал пить. Не совсем, но почти.
– Лимон – замечательный город, – неожиданно произносит человек на кровати. Нильс пытается уловить в его голосе сарказм, но не улавливает. – Прогуливался сегодня и чисто случайно набрел на самый настоящий бордель. Тайный, конечно, несколько комнат позади бара. Замечательные девушки… Но я, изящно выражаясь, не поддался соблазну… выпил стаканчик рома и ушел.
Нильс прислоняется к закрытой двери.
– Я нашел, – говорит он. – То, что нужно.
Ему по-прежнему странно произносить шведские слова – после восемнадцатилетнего перерыва. И не только странно произносить, но и трудно подбирать.
– Вот как? Хорошо… Где? В Панама-сити?
Кивок.
– Я привез его… пограничники зверствуют, так что пришлось дать приличную взятку. Он сейчас в Сан-Хосе, в дешевом отеле. Паспорт он потерял, но мы подали прошение в шведское посольство.
– Хорошо, хорошо… Как его зовут?
– Никаких имен. – Нильс отрицательно покачал головой. – Ты же даже не сказал свое имя.
– Прочитай внизу у дежурного. Я записан в регистрационном журнале, без этого нельзя.
– Я смотрел.
– И что?
– Там написано «Фритьоф Андерссон».
– Раз написано, значит, так оно и есть. Можешь называть меня просто Фритьоф.
– Я должен знать твое настоящее имя.
– Должен? Кому ты должен? – пристальный взгляд. – Фритьоф. Более чем достаточно.
– Ладно, сойдет. – Нильс с трудом выдавил улыбку. – Пока сойдет.
– Ну, вот и хорошо. – Фритьоф вытер лоб и грудь простыней. – Теперь, по крайней мере, есть о чем говорить. Я собираюсь…
– Тебя и в самом деле мать послала?
– Я же сказал. – Он нахмурился. Ему явно не понравилось, что Нильс его перебил.
– А почему она ничего не написала?
– Все будет… Ты же получил деньги? Как ты думаешь, откуда они? Не мои же. Ясное дело, от матери. – Он сделал глоток рома. – А сейчас нам надо о другом говорить… Через пару дней я уезжаю. Домой. Приеду, когда все будет готово. Сколько времени займет вся эта бюрократия?
– Думаю, недели две. Он получит паспорт и приедет сюда.
– Очень хорошо. Присматривай за ним и делай все, как намечено. И тогда ты сможешь вернуться домой.
Нильс недоверчиво смотрит на него и кивает.
– Хорошо, – повторяет таинственный Фритьоф и снова вытирает пот со лба. Снизу доносится треск мотоцикла и визгливый женский смех. Нильсу хочется поскорее покинуть это омерзительное логово.
– А вообще-то, как это? – вдруг спрашивает его собеседник и наклоняется вперед. – Как это ощущается?
– Что? – Нильс ошарашенно посмотрел на него.
– Любопытство… чистой воды любопытство… – Человек, называющий себя Фритьофом Андерссоном, еле заметно улыбается, отняв от лица грязную простыню. – Не подумай, Нильс, мне просто интересно… как это ощущается – убить человека?
24
Эландский мост, обогнуть Кальмар и дальше, на север. Почти все время они ехали молча.
Герлоф после утреннего разговора с Буэль немного огорчился. Старшая сестра с каждой его отлучкой становилась все более настойчивой и подозрительной. Куда он едет, зачем и когда вернется. Под конец даже намекнула, что если он настолько здоров, чтобы постоянно куда-то ездить, то и в доме престарелых ему делать нечего.
– Вы знаете, Герлоф, сколько стариков здесь, на Эланде, которые нуждаются в уходе? Которые годами ждут, чтобы получить у нас место? И на нас лежит большая ответственность – сделать правильный выбор.
– Что ж… делайте, – только и сказал Герлоф и ушел, опираясь на свою палку.
Значит, у него нет права на помощь? Это у него-то… да он иногда и двух метров не может пройти без поддержки! Ей бы надо радоваться, что у него есть старые друзья, как Йон например, что они берут на себя часть заботы, что он имеет возможность иногда подышать свежим воздухом, сменить обстановку… Ан нет – она, видите ли, должна «сделать выбор».
– Значит, Андерс уехал?
До Рамнебю оставалось всего несколько километров.
– Да.
Йон никогда не превышал скорость, принципиально. Написано «семьдесят», он и едет семьдесят, и ни в коем случае не семьдесят два. За ними образовалась длинная очередь машин. Могу себе представить, как они нас проклинают, подумал Герлоф.
– Зря ты рассказал Андерсу, что его ищут… Получилось нехорошо. Полиция не любит, когда от нее скрываются.
– Он хочет, чтобы его оставили в покое. И ничего больше.
– Я только сказал, что получилось нехорошо, – повторил Герлоф.
Йон снова замолчал.
– Значит, ты говорил с Робертом Блумбергом? Когда ездил в Боргхольм?
– Я его видел, а не говорил, – поправил Герлоф. – Что я ему скажу?
– И как ты думаешь… может так случиться, что он и Кант – одно и то же лицо?