Мертвая зыбь

Рядом с Астрид – ее брат Карл. Последний в Марнесе железнодорожник. Когда в середине шестидесятых станцию ликвидировали, он открыл скобяную лавку, а сейчас уже на пенсии. Это его коллега, Аксель Монссон, в свое время свистком отправил в путь состав с Нильсом Кантом, но Карл тоже там был; он тогда уже работал на станции, был мальчиком на побегушках. Карл рассказывал Герлофу, что сам видел, как кассирша Маргит звонит в полицию, как страшным шепотом сообщает, что этот, кого разыскивают, как его, Нильс Кант… он только что взял билет на поезд до Боргхольма. Мало того, всегда добавлял Карл, и делал многозначительную паузу. Мало того – он лично был свидетелем, как задержали поезд, чтобы дождаться местного уполномоченного Курта Хенрикссона, и как этот толстый полицейский бежал, задыхаясь, по перрону, чтобы успеть настичь предполагаемого убийцу.

Карл сейчас, должно быть, единственный на острове, кто видел своими глазами взрослого Нильса Канта, но когда Герлоф начал его как-то расспрашивать, тот только помотал головой. У меня, сказал Карл, никудышная память на лица.

Чуть поодаль – целый выводок марнесских пенсионеров: бывший директор Народного дома Берт Линдгрен, он тоже, как и Герлоф, был моряком, плавал на больших океанских судах. Когда это было? Пятидесятые? Шестидесятые? Рядом с ним чемпион Марнеса по ловле угря Улуф Хоканссон, а подальше – Карл Лундстедт, полковник из Кальмара, – после ухода на пенсию он построил дом в Лонгвике и переехал туда жить.

Многие пенсионеры возвращались на остров; ничего, конечно, плохого в этом нет, но Эланду нужно другое: больше рабочих мест, больше молодежи.

Фисгармония затихла. Пастор Оке Хёгстрём, служивший в Марнесе с незапамятных времен, встал у белого гроба, на котором лежало несколько свежих роз. В руках – Библия в кожаном переплете. Он блеснул круглыми очками и серьезно оглядел присутствующих.

– Мы собрались сегодня для прощания с нашим другом, замечательным камнерезом и художником Эрнстом Адольфссоном… – Он сделал паузу, поправил очки и начал поминальную речь с важного вопроса. – Кто из человеков знает, что́ в человеке, кроме духа человеческого, живущего в нем?

Первое послание апостола Павла к коринфянам, отметил про себя Герлоф. Вторая глава, одиннадцатый стих.

– Мы, люди, так мало знаем друг о друге, – продолжил пастор, – и только Бог знает все. Он видит все наши ошибки, все наши недостатки и все равно неустанно и ежечасно помышляет о нас и заботится о нас.

В заднем ряду кто-то хрипло закашлялся.

Герлоф закрыл глаза и слушал, иногда согласно кивая. В душе его воцарился мир. Потом он вместе со всеми, стараясь не фальшивить, спел псалом, а дальше последовала общая молитва, слова Писания чередовались с псалмами, и в самом конце – замечательно красивая песня «Там никогда не вянут розы».

И, несмотря на то, что он уже попрощался с Эрнстом там, у каменоломни, несмотря на то, что прекрасно сознавал – формула отпевания одна для всех и не стоит придавать ей слишком большого значения… несмотря на все это, Герлоф почувствовал, как в груди его растет ком горя, а когда шесть серьезных мужчин подошли к гробу и под звуки фисгармонии приготовились его нести, на глаза навернулись слезы. Среди них были и его друзья. Йоста Энгстрём из Боргхольма и Бернард Кольберг, владелец продуктовой лавки в Сольбю, к югу от Стенвика. Он частенько доставлял Эрнсту заказы на дом. Прочие – очевидно, какие-то родственники Эрнста с материка.

Герлоф и сам хотел бы нести гроб. Но куда там… Все начали вставать. Он оглянулся. Мария с креслом-каталкой была тут как тут.

– Мне кажется, я могу идти сам, – сказал он, встал и тут же понял, что погорячился.

Она помогла ему сесть в кресло. Подошла Астрид и тронула Марию за плечо.

– Я помогу Герлофу, – сказала она тихо, но решительно.

Мария с сомнением посмотрела на Астрид, которая была на голову ниже ее и больше всего напоминала воробья в шляпке, но Герлоф улыбнулся и сделал успокаивающий жест рукой.

– Мы справимся, – сказала он Марии.

Мария пожала плечами, и Астрид покатила коляску по проходу. Рядом с ней шел ее брат Карл.

– А там и Йон, – сказала Астрид.

Герлоф повернул голову. И в самом деле, на выходе он увидел Йона с сыном Андерсом.

Сразу за порогом церкви подул такой ветер, что Герлоф поскорее застегнул пальто и сунул руки в карманы. Рука его наткнулась на какой-то продолговатый предмет. Только сейчас он вспомнил, что у него с собой кошелек Эрнста. Достал, потер пальцем гладкую кожу и спросил:

– А ты не видела мою дочь сегодня?

– Сегодня? Нет… сегодня не видела. Она же собиралась в Гётеборг? Машины ее не было.

– Вот оно что… машины не было…

Значит, Юлия решила поехать с утра. Могла бы, могла прийти на похороны… не говоря уж, что могла бы, по крайней мере, позвонить и попрощаться. Такая уж у него дочь. Он и так задержал ее на Эланде дольше чем рассчитывал. И даже если они больших успехов не достигли, поездка пошла ей на пользу. Ничего, сегодня же позвоню ей в Гётеборг.