Мертвая линия (ЛП)

  — Этого я не могу тебе сказать. Аббуд рассмеялся, увидев, как раздражение распространяется по лицу Темплтона. — Но только потому, что я не знаю себя. Поверьте, мне не стоит пытаться это выяснить; Я уже знаю больше, чем должен. Я верю, что это правда, и Тибширани тоже. Но послушай меня; вот это самое главное. Эти люди, эти две партии, которые работают против нас, — мои коллеги выступят против них, прежде чем они смогут причинить вред».

  'Переехать?'

  Аббуд только кивнул. Они оба прекрасно знали, что это значит.

  — Когда они «переедут»?

  'Скоро, очень скоро. Они сделают это в Великобритании. Тайно. Так что не будет известно, кто действовал. Моя сторона не хочет, чтобы что-либо нарушало эту конференцию. Мы видим, что Сирия многое выиграет – мы надеемся вернуть нашу страну от израильских оккупантов. Итак, мое начальство считает, что действие против этих людей стоит риска, если оно поддерживает конференцию. Лично я боюсь, что если они допустят ошибку, это может иметь противоположный эффект, поэтому я и говорю вам. А теперь я должен идти, — сказал Аббуд, вставая.

  Темплтон тоже встал, глядя вниз на склон горы. Пустельга больше не кружила; он должен был найти свою жертву.

  ДВА

  Лиз Карлайл была не в лучшем настроении, когда ее такси резко остановилось в пробке на Трафальгарской площади. Она провела утро в Олд-Бейли, давая показания на суде над Нилом Армитиджем, ученым, который был арестован в Кафе Руж в Сент-Джонс-Вуде при передаче портфеля с совершенно секретными документами офицеру российской разведки. .

  Это был ее первый раз в качестве свидетеля в суде, опыт, который когда-то редко выпадал на долю офицеров МИ5, хотя теперь, с частыми арестами террористов, это было более распространенным явлением. Лиз это не понравилось. Она была счастлива, когда использовала свои аналитические и интуитивные способности, чтобы разобраться в сложной разведывательной информации, работая над расследованием дела, которое привело к арестам. Суд № 1 в Олд-Бейли не была ее естественной средой, и она нашла ее на удивление напряженной.

  Зная, что ее личность и внешний вид будут защищены, она ожидала, что будет сидеть за чем-то вроде экрана. Вместо этого суд был очищен от прессы и публики, и она вышла через заднюю дверь прямо на свидетельскую трибуну, где стояла прямо лицом к подсудимому на скамье подсудимых. Хотя он не знал ее имени, он знал, что находится там во многом из-за ее работы. Она чувствовала себя актрисой, выходящей из-за кулис на сцену, без сценария, разоблаченной и неуправляемой. Для человека, привыкшего работать в тени, это был неприятный опыт.

  Поэтому она не очень обрадовалась, когда, как раз когда она выздоравливала с крепким кофе и разгадыванием кроссворда « Гардиан », позвонил ее начальник Чарльз Уэтерби и попросил ее пойти и представить службу на собрании в Уайтхолле.

  «Речь идет о мирной конференции по Ближнему Востоку в Шотландии, — сказал он.

  «Но Чарльз, — запротестовала она, — я почти ничего об этом не знаю. Разве этим не занимается служба безопасности?

  'Конечно. Они работали над этим в течение нескольких месяцев, и они полностью в курсе. Но у них нет никого, кого можно было бы отправить сегодня днем. Не волнуйтесь. На этой встрече нечего решать. Министерство внутренних дел объявило об этом в последнюю минуту, чтобы продемонстрировать, что они главные, до того, как завтра министр внутренних дел отправится в кабинет. Я знал, что ты закончишь в суде, и ты был рядом, поэтому вызвался вызвать тебя.

  «Большое спасибо, — с сожалением подумала Лиз, — за то, что вывалили это на меня после того утра, которое у меня было». Но хотя она была раздражена, она не могла долго злиться на Чарльза. Она проработала с ним большую часть своих десяти лет в МИ-5, и он был всем, чем она восхищалась — спокойным, рассудительным, профессиональным и лишенным тщеславия. Он заставлял людей чувствовать себя частью преданной команды, работая с ним так же, как и для него. Она должна была признаться себе, что это было больше, чем восхищение. Он ее сильно привлекал, и она знала, что он тоже заботится о ней. Но это была невысказанная привязанность, невидимая нить, которую никто не признавал. Чарльз был благородным человеком — одна из причин, по которой она им восхищалась, — и он был женат на Джоанне. А Джоанна была очень больна, возможно, неизлечимо больна. Она знала, что Чарльз никогда бы не подумал о том, чтобы бросить ее, а Лиз не смогла бы уважать его, если бы он это сделал.

  Между тем Лиз в свои тридцать пять не молодеет, и череда неудовлетворительных отношений — это не то, чего она хотела. Почему она позволила себе влюбиться в кого-то столь недоступного?

  Так вот, она застряла в такси, вероятно, опаздывает на встречу по поводу чего-то, о чем ее не проинформировали, и, вероятно, вот-вот промокнет в придачу, размышляла она, когда сгущающиеся тучи начали сыпать первые капли дождя. на лобовом стекле такси. Типично, подумала она; лето до сих пор было необычайно сухим, и она не взяла с собой зонт.