— Ну я и взяла ее, — сказала я, снова опустив взгляд на шкатулку. — И открыла.
— И что ты увидела внутри? — спросил шериф.
У меня задрожали губы, и я снова прижала шкатулку к себе.
— Я не ябеда, — прошептала я, — и не хочу никому неприятностей.
— Нам просто нужно знать, что в шкатулке, Хлоя. О неприятностях речи пока что нет. Давай глянем, что там, а потом уже будем решать.
Я отрицательно затрясла головой, поскольку наконец-то полностью ощутила всю серьезность ситуации. Не надо было показывать маме шкатулку, вообще не надо было ничего говорить. Просто захлопнуть крышку, сунуть ее обратно в пыльный угол и забыть обо всем. Только вот я поступила иначе.
— Хлоя, — сказал шериф, усаживаясь прямей. — Все очень серьезно. Твоя мама обратилась с весьма существенным заявлением, так что нам необходимо знать, что в шкатулке.
— Я передумала, — в панике воскликнула я. — Спутала что-то с чем-то и все такое… Там нет ничего важного!
— Ты ведь дружила с Линой Родс?
Я прикусила язык и нехотя кивнула. В маленьком городке все про всех знают.
— Да, сэр, — ответила я. — Она была ко мне очень добра.
— Ну так вот, Хлоя, эту девочку кто-то убил.
— Шериф, — произнесла мама, подавшись вперед. Он остановил ее жестом руки, не отводя от меня пристального взгляда.
— Кто-то убил ее и выбросил тело в таком жутком месте, что мы до сих пор его ищем. Мы не смогли найти тело, чтобы отдать родителям. Что ты по этому поводу думаешь?
— Я думаю, это просто ужас, — прошептала я, уронив слезинку.
— Вот и я тоже так думаю. Только это еще не все. Тот, кто убил Лину, на этом не остановился. Этот человек убил еще пять девочек. И, может статься, до конца года убьет еще пять. Так что если ты что-то знаешь насчет того, кем этот человек может быть, мы тоже должны это знать, Хлоя. Пока он не убил кого-то еще.
— Я ничего не хочу вам показывать, если у папы из-за этого будут неприятности. — Слезы у меня уже лились ручьем. — Я не хочу, чтобы вы его забрали!
Шериф откинулся на спинку кресла, в его взгляде читалось сочувствие. Помолчав с минуту, он подался вперед и снова заговорил:
— Даже если это спасет чью-то жизнь?
Я поднимаю взгляд на двух мужчин перед собой — детектива Томаса и полицейского Дойла. Они в моем кабинете, в удобных креслах, в обычное время предназначенных для пациентов, и внимательно смотрят на меня. Выжидающе. Ждут, когда я что-нибудь скажу, как ждал шериф Дули двадцать лет назад.
— Прошу меня простить. — Я попрямее усаживаюсь в собственном кресле. — Я что-то задумалась на секундочку… Не могли бы вы повторить вопрос?
Мужчины переглядываются, потом Томас кладет на стол передо мной фотографию.
— Лэйси Деклер, — произносит он, постучав по ней пальцем. — Вам это имя или это лицо знакомы?
— Да, — отвечаю я. — Да, Лэйси — моя новая пациентка. Я принимала ее в пятницу днем. Судя по новостям, вы здесь именно из-за этого.
— Совершенно верно, — говорит Дойл.
Рот он открыл в первый раз за визит, и я непроизвольно оборачиваюсь к нему. Голос мне знаком. Я его уже слышала — хриплый, задыхающийся. В эти выходные, на кладбище. Это тот самый полицейский, который подбежал к нам, когда нашлась сережка Обри. Тот самый, кто забрал ее у меня из рук.
— В котором примерно часу Лэйси покинула ваш офис?
— Она у меня была в тот день… ну да, последней пациенткой, — говорю я, с трудом оторвав взгляд от Дойла и глядя на детектива. — Стало быть, ушла около шести тридцати.
— Вы видели, как она ушла?
— Да, — отвечаю я. — То есть нет. Я видела, как она выходит из офиса, но не из здания.
Полицейский озадаченно смотрит на меня, будто тоже узнал.
— То есть вы полагаете, что из здания она не выходила?
— Мне кажется разумным предположить, что все-таки вышла, — говорю я, стараясь не раздражаться. — Если выйти за дверь офиса, больше особенно и деваться-то некуда, только наружу. Есть еще чулан уборщика, но он всегда заперт, и туалет у самой входной двери. Вот и все.
Оба кивают; похоже, ответ их удовлетворил.
— А о чем шла речь во время приема? — интересуется детектив.
— Я не могу ответить на этот вопрос. Отношения между психологом и пациентом сугубо конфиденциальны. Я не имею права пересказывать то, что говорят мне клиенты внутри этих стен.
— Даже если это спасет чью-то жизнь?
Меня словно кулаком в грудь ударили, вышибив из легких весь воздух. Пропавшие девочки, вопросы, которые задают полицейские. Слишком много для меня одной, и все так похоже… Я изо всех сил моргаю, пытаясь избавиться от заполнившего мое периферийное зрение яркого сияния. На какую-то секунду мне даже кажется, что я падаю в обморок.
— Я… я прошу прощения, — говорю, заикаясь. — Что вы сказали?
— Если б Лэйси во время приема в пятницу сказала вам что-то, что могло бы потенциально спасти ей жизнь, вы поделились бы с нами?
— Да, — отвечаю я дрожащим голосом. Опускаю глаза на ящик стола, на таблетки, сулящие убежище, стоит лишь протянуть руку. Мне нужно принять таблетку. Прямо сейчас. — Разумеется, я вам сказала бы. Услышь я от нее хоть что-то, заставившее заподозрить, что она в опасности, я поделилась бы с вами.