Его слова заставляют меня умолкнуть. Я ошарашена так, будто он со мной сейчас заговорил по-французски. Впервые за последние несколько недель кто-то мне поверил. Кто-то принял мою сторону. Это так замечательно, когда тебе верят, когда на тебя смотрят с чистосердечной заботой, а не с подозрением, беспокойством или гневом. Я вспоминаю все наши с Аароном мелкие эпизоды, которые я старалась отодвинуть в сторону, старалась не придавать им значения. Как мы сидели рядом с мостом и говорили про воспоминания. Как тем вечером на диване, пьяная и одинокая, я собиралась ему позвонить. Вижу, что он собирается сказать что-то еще, поэтому наклоняюсь к нему и целую, пока он не заговорил снова. Пока ощущение не исчезло.
— Хлоя…
Наши лица совсем рядом, мы соприкасаемся лбами. Аарон смотрит на меня так, будто хочет высвободиться, будто понимает, что нужно высвободиться, но вместо этого его рука находит мое бедро, потом руку, волосы. Вот он уже отвечает на поцелуй; его губы вжались в мои, пальцы хватаются за все, до чего удается дотянуться. Я запускаю собственные пальцы ему в волосы, потом принимаюсь расстегивать ему рубашку, джинсы. Я снова в университете, бросаюсь навстречу чужому бьющемуся сердцу, чтобы собственное не чувствовало себя столь одиноким. Он осторожно укладывает меня на кровать, прижимается сверху, сильные руки отводят мои собственные за голову, сжимают запястья. Губы касаются моей шеи, груди. Пару минут спустя я чувствую Аарона внутри себя и позволяю себе забыть обо всем.
Когда все заканчивается, снаружи уже темно, комнату освещает лишь тусклое сияние прикроватной лампы. Аарон лежит рядом, его пальцы перебирают мои волосы. Мы не произнесли ни слова.
— Я тебе верю, — говорит он наконец. — Насчет Патрика. Ты это понимаешь, правда?
— Да. — Я киваю. — Да, понимаю.
— Значит, завтра ты идешь в полицию?
— Аарон, они мне не поверят. Я ведь тебе сказала. Я уже начинаю думать… — Поколебавшись, поворачиваюсь на бок, к нему лицом. Он все еще смотрит в потолок, просто силуэт во мраке. — Начинаю думать, что мне, наверное, нужно с ним повидаться. С отцом.
Он садится, упирается голой спиной в изголовье кровати. Голова поворачивается ко мне.
— Начинаю думать, что, может статься, только он знает ответы, — продолжаю я. — Может статься, он один способен помочь мне понять…
— Хлоя, это опасно.
— Что здесь опасного? Он в тюрьме. Он не может причинить мне вреда.
— Может. Даже из-за решетки. Вред не обязан быть физическим…
Аарон умолкает, закрывает лицо руками.
— Тебе нужно поспать, — говорит он. — Пообещай мне ничего не решать, пока не поспишь. Утром обсудим. И если захочешь, чтобы я тебя сопровождал, так и будет. Я готов присутствовать при вашем разговоре.
— Хорошо, — говорю я после паузы. — Хорошо, обещаю.
— Вот и отлично.
Аарон опускает ноги с кровати, наклоняется, чтобы поднять с пола джинсы. Я смотрю, как он их натягивает, как направляется в ванную, включает там свет. Закрываю глаза, слышу, как взвизгивает кран, потом шум душа. Когда открываю глаза, он снова входит в комнату; в руке у него стакан с водой.
— Мне нужно будет уйти ненадолго, — говорит Аарон, протягивая мне воду. Я беру стакан, делаю глоток. — Я с редактором целый день не связывался. Ты как, справишься одна?
— Справлюсь, — отвечаю я и снова валюсь на подушку.
Аарон смотрит куда-то вниз, разглядывает что-то на полу. Нагибается и берет мой пузырек «Ксанакса», так и оставшийсяя наверху раскрытой сумки.
— Хочешь одну? Чтобы лучше спалось?
Я смотрю на пузырек, внутри которого — таблетки. Аарон чуть встряхивает его, таблетки гремят; он вопросительно смотрит на меня. Я киваю и протягиваю руку.
— Если я выпью две, ты ведь меня не осудишь?
— Нет. — Он улыбается, откручивает крышечку и высыпает мне на ладонь пару таблеток. — Денек у тебя выдался еще тот.
Я разглядываю таблетки у себя на ладони, потом забрасываю их в рот и запиваю водой. Чувствую, как они царапают пищевод, словно цепляются зазубренными ногтями, не желая проваливаться.
— Не могу не чувствовать себя виноватой, — говорю я, опираясь головой о спинку кровати. Я думаю о Лине. Об Обри. О Лэйси. О всех девочках, чья смерть на моей совести. О всех девочках, которых я, сама того не зная, заманила прямо в лапы чудовищ. Сперва — отца. Теперь — Патрика.
— Ты ни в чем не виновата. — Аарон садится на кровать и гладит мне волосы. Комната начинает чуть покачиваться, мои веки ползут вниз. Когда я закрываю глаза, в памяти возникает картинка из сна — я стою под окном собственной детской спальни, а в руках у меня окровавленная лопата.
— Все из-за меня, — говорю я заплетающимся языком, еще чувствуя на лбу теплую руку Аарона. — Все из-за меня.
— Поспи. — Его голос доносится до меня, словно эхо. Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, губы прилипают к моей коже. — Я запру за собой дверь.
Я киваю в последний раз, чувствуя, что куда-то уплываю.
Глава 39