Сестры поспешили домой. Миссис Хансен уже забилась в убежище – она сидела на краю одной из кроватей, прижимая к груди подушку.
– Ист-Энд бомбят, – сообщила Эйприл, закрывая за собой маленькую дверь. – Да смилостивится Господь над их душами.
Эйприл и Вивиан взялись за руки – обе думали об отце.
Они просидели в убежище больше часа. Наконец прозвучал сигнал отбоя – тогда они покинули свою тихую гавань и вышли в сад.
Взрывы прекратились, но над Ист-Эндом догорало красное зарево. Пожарных расчетов не хватало, чтобы потушить разверзшуюся посреди города преисподнюю, по улицам расползался едкий черный дым. Их ноздрей коснулся отвратительный запах: с разрушенного завода несло горелой резиной, дегтем и краской. Особенно тошнотворный смрад испускала газовая станция, получившая несколько прямых попаданий.
В прихожую вбежал Теодор:
– С вами все в порядке?
Вивиан бросилась в его объятия, Эйприл слегка посторонилась.
– В полном, – спокойно ответила она. – Отсиделись в убежище.
– Бедный папа, – простонала Вивиан, зажмуриваясь и крепче прижимаясь к Теодору.
– Да уж. Будем надеяться, что он успел добраться до убежища, пока не стало слишком поздно.
Следующий час Теодор провел на телефоне – в разговорах с другими чиновниками. Все это время Вивиан и Эйприл сидели у окна на верхнем этаже, наблюдая за багровым адским маревом, разлившимся в небе над Ист-Эндом. Как оказалось, это было лишь началом кошмара. В начале девятого немецкие бомбардировщики вернулись, чтобы сровнять с землей городские доки, фабрики и электростанции. Они уничтожили сотни домов портовых рабочих, повредили водопровод, газовые трубы и телефонные кабели.
Они терзали город всю ночь. Наконец в полпятого утра прозвучал сигнал отбоя. Вивиан, Эйприл, Теодор и миссис Хансен, усталые, выползли из убежища. Но в эту ночь ни один из них не сомкнул глаз. Их ошеломил ужас, обрушившийся на их город. Повсюду бушевали пожары. Не было ни газа, ни электричества, ни воды. Почти весь Ист-Энд обратился в руины и пепел.
Эйприл и Вивиан несколько раз пытались дозвониться до винного магазина, но телефонные кабели были перебиты – и связи между районами почти не было. Они порывались поехать туда и поискать отца, но Теодор не разрешил им даже приближаться к Ист-Энду. Аварийные службы до сих пор пытались усмирить пожирающие его пожары. Теодор сказал, что это слишком опасно. Дороги были непроходимы из-за обломков зданий и оставленных бомбами гигантских воронок, троллейбусные линии отключили. Вивиан и Эйприл оставалось лишь терпеливо ждать. Они отправились помогать в местную начальную школу, где волонтеры организовали передвижную столовую. Там раздавали бутерброды тем, кто остался без крыши над головой.
Люди, в саже и пыли, устали и проголодались. Некоторые из них потеряли близких. Вскоре Вивиан и Эйприл узнали, что в эту ночь погибло больше четырехсот человек: одни были погребены под обломками, других забрал огонь. Еще больше людей получили серьезные травмы.
– Когда же папа даст о себе знать? – спросила Вивиан у Эйприл, распаковывая хлеб и открывая контейнеры с нарезанной ветчиной, доставленные волонтерами из Клэпхема.
– Не знаю. Он обычно ни о чем таком не задумывается. Ему и в голову не придет, что мы можем переживать за него или что ему следует выйти на связь.
– Или он сейчас лежит в госпитале, без сознания. Или хуже. Эйприл, а что, если…
– Не смей даже думать об этом, Вивиан. – Эйприл полоснула ее острым взглядом. – Сосредоточься на деле. Бери нож и намазывай горчицу на хлеб.
Вестей от отца они так и не дождались. Ночью немецкие самолеты вернулись. Их было поразительно, ужасающе много. Вивиан и Эйприл снова пришлось отсиживаться в тесном бомбоубежище. Лондон бомбили больше девяти часов подряд – в результате погибло еще около четырехсот человек.
Теодор вернулся из офиса только поздно вечером на следующий день. Он позвал Вивиан и Эйприл в гостиную и попросил их присесть.
– Мне жаль сообщать вам это, – тихо сказал он, – но у меня есть новости о вашем отце. Печальные новости.
Вивиан сжала руку Эйприл.
– Вечером в субботу винный магазин сгорел дотла, – продолжил Теодор. – Останки вашего отца нашли сегодня утром.
Слова Теодора эхом отдавались в голове Вивиан. Ей потребовалась секунда, чтобы осознать смысл его слов. Затем ее живот скрутило от боли.
Она закрыла глаза, пытаясь совладать со своими эмоциями:
– Это точно он?
– Абсолютно. Кроме него, в доме не было зарегистрированных жильцов. И его тело оказалось единственным в здании.
Вивиан было непросто смириться с мыслью о том, что он умер в одиночестве. Ее захлестнуло чувство вины за то, как легко она его бросила. На глаза навернулись слезы.
– Мы должны опознать его? – непринужденно уточнила Эйприл.
– Нет, – покачал головой Теодор. – Боюсь, опознавать там особо нечего. Всю улицу превратили в выжженное поле.
Некоторое время Вивиан молча обдумывала его слова. Затем, в поисках утешения, она повернулась к Эйприл, которая немедленно раскрыла объятия и прижала ее к себе.