Мерлин

— Возможно. Да, вероятно.

— Ясно, — рассеянно отвечала она. Я видел, что ее заботит еще какая-то мысль. Она старательно выбирала слова. Я не торопил.

Внизу билось о камни море, тревожное, как сердце Игерны. Я чув­ствовал ее беспокойство, но все равно ждал.

— Мирддин, — с трудом выговорила она наконец. — Теперь, когда Утера нет... — Слова никак ей не давались. — Теперь, когда король нас покинул, может быть, уже не...

-Да?

Она сжала мне руку и взглянула на меня с мольбой, словно в моей власти было исполнить ее сокровеннейшее желание.

— Ребенок... мой сын... Прошу, Мирддин, скажи, где он? Он жив? За ним можно послать?

— Нет, Игерна, нельзя.

— Однако теперь, когда Утер...

Я мягко покачал головой.

— Опасность меньше не стала; собственно, со смертью Утера она лишь возросла. Покуда ты не разрешилась его ребенком, сын Аврелия — единственный наследник.

Игерна опустила голову. Как любая мать, она много думала о ре­бенке.

— Можно его навестить?

— Думаю, это неразумно, — сказал я. — Прости. Мне очень жаль.

— Только взглянуть на него...

— Ладно, — сдался я, — это можно будет устроить. Но не сейчас. Артура нужно...

— Артур... — прошептала она, — вот как ты его назвал.

— Да. Пойми, пожалуйста, я не стал бы называть его сам, но Утер ничего не сказал. Надеюсь, тебе нравится.

— Хорошее имя. Мне кажется, в нем есть сила. — Она грустно улыбнулась, повторяя имя про себя. — Спасибо тебе.

— Я забрал у тебя дитя, госпожа моя, а ты меня благодаришь. Ты и впрямь удивительная женщина, Игерна.

Она всмотрелась мне в лицо и, похоже, нашла то, что искала.

— Ты добрый, Мирддин. Ты всегда держался со мной, как с рав­ной. Я сделаю все, что ты мне велишь.

— Сейчас ничего не надо. Потом, когда решат, кому быть коро­лем... Ладно, завтрашние заботы мы оставим на завтра.

В ее улыбке ясно выразилось облегчение. Мы вошли в дом и заго­ворили о другом. Пообедали с удовольствием, спать ушли рано. На следующий день я попросил у нее меч и одно из знамен с драконом, которого Утер объявил знаком верховной власти.

Игерна отдала их мне с такими словами:

— Дунаут был здесь и просил меч. Я не отдала. Сказала, его по­гребли вместе с Утером. — Она замолкла и виновато улыбнулась. — Я не стыжусь, что солгала.

— Хорошо, что ты не отдала ему меч, — сказал я. — Думаю, его нелегко было бы вернуть. И, боюсь, Дунаут еще посягнет на этот кли­нок.

— Прощай, Мирддин Эмрис. Если не забудешь, пришли весточку — мне бы хотелось знать, что было на выборах короля.

— Прощай, Игерна. Когда все закончится, я, если смогу, приеду и расскажу сам.

Несколько дней спустя я свернул на равнину над Сорвиодуном и Хороводом Великанов — великим и священным кольцом камней, ко­торое местные жители называют Висячими камнями, поскольку при определенном освещении кажется, что они парят над землей.

Хоровод Великанов стоит на вершине большого пологого холма. Рядом не было ни души, да я и не рассчитывал никого здесь встретить. Люди старались по возможности обходить стороной холодное, огром­ное, загадочное кольцо. Оно напоминало им, что есть на земле тайны, которые так и останутся для них неразгаданными, что чудеса древности

выше их понимания, что там, где живут они, некогда обитала высшая раса и что сами они со временем сгинут, как сгинули строители камен­ных колец и курганов, что жизнь в этом земном мире скоротечна.

Поблизости паслось стадо коров, в заросшем рву, окружавшем камни, щипали траву овцы. Я проехал между камнями в кольцо и спе­шился. Здесь мне предстали два одинаковых холмика — один свежий, другой покрытый недавно скошенной травой.

Ветер стонал в Висячих Камнях, и блеяние овец казалось бестелес­ными голосами тех, кто лежит в земляных домовинах неподалеку •от кольца. В белом пустом небе плыли на безмолвных крылах черные вороны. Чудилось, что правы Обитатели холмов и кольцом отмечено место соприкосновения двух миров.

Вот и хорошо, что здесь, где встречаются миры, похоронены цар­ственные братья — навеки вместе. Утер теперь никогда не покинет брата, Аврелий никогда не останется без братней защиты. Никто их больше не разделит.

При виде недавно насыпанного кургана я рухнул на колени. И за­пел:

Я сидел на заре, дремал в лиловой тени;

Я был крепостною стеной под стопой императоров,

Облаченьем на раменах двух королей отважных,

Сияющим следом двух копий, летящих с небес.

В Анноне продолжится битва,

Златыми деяньями они разобьют врага.

Семью двадцать сотен склонились пред ними в смерти,

Семью двадцать тысяч они поведут к победе.

Доблестные и отважные, кровь остыла в их жилах,

Оборвалась их песнь.

Ах, Утер, как же я скорблю о ׳твоей кончине. Мы побаивались друг друга, но при этом и понимали. Да будет легким твой путь в Иной Мир, о мой король. А ты, Всемогущий, прими эту заблудшую душу, и не будет у Тебя товарища вернее. Ибо, клянусь Тебе, Царь Небесный, Утер жил тем светом, который носил в себе.

Немногие из живых могут этим похвастаться.

К тому времени, как я добрался до Лондона, травля была уже в самом разгаре — я хочу сказать, что псы-честолюбцы учуяли запах