Мерлин

Монахи громко славили Бога. Настоятель Эльфодд обнял женщи­ну, а колокол в Святилище затрезвонил, как сумасшедший, словно не в силах больше молчать. Комната наполнилась монахами — все при­бежали разделить радость чуда.

— Живи в вере, сестра, — ласково напутствовал Эльфодд. — Отвергни грех, У иена, веруй во Христа — твоего Спасителя и на Него одного полагайся. Наполнись Богом и Его Святым Духом, чтобы бес не вернулся и не привел с собой семерых других.

А я... я внезапно почувствовал, что задыхаюсь, как будто стены надвигаются на меня. Я больше не мог здесь находиться. Звуки благо­дарственных молитв звенели в моих ушах, и я сбежал, хватая ртом воздух, как при удушье.

Харита отыскала меня позднее, когда я сидел в тростниках у под­ножия Тора, болтая ногами в воде. Солнце садилось. Она подошла и тихо присела рядом, положив ладонь мне на плечо.

— Я видела, как ты выбежал из комнаты для больных, — тихо сказала она.

Я горестно тряхнул головой.

— Прости, мама, я больше не мог там оставаться, мне надо было выбраться наружу.

— Что стряслось, соколик мой?

Я взглянул на нее сквозь пелену слез.

— Я боялся, — вырвалось с рыданиями. — Я боялся... и, ой, мама, я не сумел... я не сумел...

Харита нежно обхватила меня руками и долго держала, медленно, ласково укачивая.

— Скажи, сынок, чего ты не сумел? — спросила она наконец.

— Столько всего, — отвечал я после долгого молчания, — столь­ко всего я должен был совершить. А я ничего не сделал. Я не испол­нил долг, завещанный мне при рождении. Я сбился с пути, я забрел в сторону, мама, я растратил себя на пустые цели... и все потому, что боялся.

— Кого ж ты боялся?

Я еле заставил себя выговорить это имя. Однако, зажмурившись, я все-таки выдавил:

— Моргану.

Харита долго не отвечала. Она молчала так долго, что я поглядел ей в лицо и увидел, что она закрыла глаза и из-под ресниц ее текут слезы.

— Мама?

Она мужественно улыбнулась.

— Я думала, что освободилась от нее. Теперь я знаю, что этому не бывать. Однако ее власть простирается только на этот мир.

— Знаю. По крайней мере, сегодня мне об этом напомнили... та не­счастная.

— Уисна здорова, Мерлин. Господь ее исцелил.

— Много таких, как она?

— Да. — Харита вздохнула, глядя через озеро на Тор, — и стано­вится все больше. За зиму она третья. Настоятель Эльфодд говорит, что в других местах то же самое. Он беседовал с епископом — толку­ют о поветрии.

Я сморгнул.

— Поветрие одержимости?

— Епископ Тейло говорит, что этого следовало ожидать. Царствие Божие распространяется, и враг рода человеческого ярится. Лукавый не хочет, чтоб мы ведали о Боге, ибо, пока мы не ведаем, мы бессиль­ны. — Она вновь улыбнулась. — Однако, как ты видел сегодня, мы далеко не бессильны.

Я вспомнил тот день на вершине горы в Калиддоне и содрогнулся. Нашествие бесов — страшно даже подумать. И все же, верно, Господь наш в Своей милости куда сильнее врага и всех его злых козней.

Вот что я увидел в тот день в Святилище и какой получил урок — точнее, укор — и строгое напоминание, что страшиться не надо. Моргане можно противостоять, Моргану можно победить. Сказать по правде, упрек этот был горек, ибо гнет несделанного пригибал меня к земле.

О, да! Сколько всего не выполнено, сколько времени и усилий рас­трачено понапрасну! Варвары по-прежнему осаждают нас со всех сто­рон, удельные князьки, как и раньше, борются за власть, дары циви­лизации изглаживаются из памяти народа... Царство Лета ничуть не ближе к яви.

Моргана ли в том виновата? Только отчасти.

Да, Моргана и тот, кому она служит. И еще моя собственная еле- пота или маловерие, что порою одно и то же. Вновь и вновь передо

мной открывались возможности, которые я упускал. Вновь и вновь я медлил, когда мог действовать решительнее. Почему? Почему я так поступал?

Сердце человека — вечная загадка для него самого. Что с того? Необязательно вечно влачить невежество и позор. Я могу изменить себя. Зная, что к чему, я могу выбрать лучший путь.

— О чем ты задумался, Мерлин? — спросила Харита некоторое время спустя.

— О моей битве. Слишком долго я от нее уклонялся.

— Что ты намерен сделать?

Я покачал головой.

— Пока не знаю, но скоро мне укажут. А покуда я буду ждать и го­товиться. Останусь здесь, в Инис Аваллахе, буду укреплять себя мо­литвой и размышлениями о Господе.

Харита снова обняла меня и поцеловала в лоб.

— Соколик мой, прощай себя, как тебя простили. Ты не грешнее остальных.

И с этими словами она меня оставила. Однако я и впрямь почув­ствовал себя прощенным. Я молился: "Великий Свет, спасибо, что разбудил меня от долгого себялюбивого сна. Веди меня, мой Царь. Я готов следовать за Тобой".

Через день после этого разговора вернулся Аваллах. Среди ново­стей, которые он привез, были и хорошие, и дурные. Белину стало луч­ше, однако болезнь его неисцелима, и он не надеется дожить до Самай­на. Впрочем, он, кажется, спокоен и обрадовался Аваллаху. Братья примирились, и Аваллах услышал от Белина, что тот знает о Моргане.