Читаем Мера бытия полностью

Беглым осмотром Лера выбрала самого тяжёлого раненого с ранением в живот и присела перед ним на корточки. Пожилой боец посмотрел на неё мутным тяжёлым взглядом, в котором Лере почудилось уверенное спокойствие умирающего. Вместо кивка головы у него вышло конвульсивное подёргивание, но всё же он смог прохрипеть:

— Оставь, дочка. Я уже не жилец. Отвоевался. Лучше им помоги.

— Глупости. Вам ещё жить да жить, — резко ответила Лера, — если все умрут, то воевать будет некому.

Как медик она понимала, что этот пожилой боец с истончённым лицом праведника скорее всего умрёт, но всё же старалась его спасти. Много раз за войну она имела возможность убедиться, что жизнь или смерть не в её власти.

От того, что раненый назвал её дочерью, Леру потянуло заплакать от благодарности. Воспоминания о позорной смерти отца в тарелке с золотом бросали её в дрожь, а мамино письмо о предателе не давало спать по ночам. Она выучила строки наизусть, постоянно мучаясь мыслью, что обязана искупить вину отца и свою собственную. Ведь она тоже предала маму: не узнавала, не искала, не спрашивала — делала вид, что её не существует.

Мама-мамочка, разыскать бы твою могилку, уткнуться лицом в землю и прорыдать слова прощения.

Заканчивая перевязку, Лера предупредила:

— Запомните, до операции вам нельзя пить. Надо потерпеть.

Потом Лера перешла к старшему сержанту с осколочным ранением в голень, затем множественные ранения туловища, чья-то оторванная рука, сломанная нога.

— Товарищ военфельдшер, — тронула её за плечо санитарка, — с фашистских позиций кажись наступают. Что делать? Отстреливаться или затаиться?

Бросив перевязку, Лера метнулась к пролому в стене, из которого хорошо просматривалась часть лесополосы.

— Вот там, за кустами, — шёпотом, чтобы не услышали раненые, сказала санитарка, — видите, идут, проклятые?

— Вижу.

Немецкие каски мелькали между зелени небольшой рощицы, чудом уцелевшей посреди иссечённого взрывами плацдарма. Автоматчики шли не скрываясь, в полный рост с молчаливо-сосредоточенными лицами.

«Мин боятся», — подумала Лера.

Она бросила тревожный взгляд на санинструктора. Он понял и потянулся за автоматом. У него был новенький, трофейный, не то что Лерин видавший виды ППШ с войсковым прозвищем «папаша».

Санитарка стряхнула с плеча ремень винтовки, движением брови указав на крайнего фрица.

— Будем ждать, — прошептала Лера одними губами, услышав за спиной гулкую тишину — ни стона, ни шороха.

Она оглянулась на раненых, которые понимающе затаились в ожидании боя. Старший сержант с перебитыми ногами прижал к себе автомат. Боец, назвавший её дочкой, старался приподняться на локте.

Лера упреждающе подняла руку и снова приникла к щели. Коленку больно царапнул острый обломок кладки, но всё же она оперлась на него для устойчивости, если придётся стрелять.

Каждое мгновение приближало немцев к их убежищу. Лера отчётливо видела острые усики на молодом лице крайнего немца и широкий свежий шрам на щеке у другого. Надвинутые на глаза каски скрывали волосы, но Лера почему-то подумала, что усатый непременно блондин, а со шрамом брюнет.

— Товарищ военфельдшер, разрешите обратиться! — Лежавший в дальнем углу молоденький солдатик задыхался после каждого слова.

Не отрываясь от наблюдения, Лера тихо сказала санитарке:

— Подойди, узнай, в чём дело.

— Не надо подходить, — солдатик закашлялся, — просьба у меня. В плен не сдавайте. Лучше нас сразу всех. Одной очередью.

В Лере на миг всколыхнулась и жалость, и нежность, и необъяснимо тоскливое чувство, какое приходило к ней на Ладоге при виде блокадных детей.

— Отставить панику, боец. Всё будет хорошо.

Она успела увидеть, как фашист с усиками замахнулся гранатой, и услышала рядом с собой треск автомата в руках санинструктора. В глазах полыхнуло всплеском взрыва, разорвавшего тишину в ушах. Леру откинуло к стене, но едва осела пыль от взрыва, девушка кинулась к амбразуре и, почти не целясь, выстрелила прямо в лицо с усиками. Резко дёрнувшись всем телом, фашист стал медленно валиться на куст дикой смородины.

Она снова выстрелила, теперь в того фрица, что отшатнулся и спрятался за дерево. Он тоже упал, успев выпустить в их сторону длинную автоматную очередь.

— Пулемёт бы сюда, — сказал санинструктор, оттеснив Леру от проёма. Шумно выдохнув, он высунул дуло автомата и скосил ряд фрицев, перебегавших от куста к кусту. — Главное, чтобы нас с тыла не обошли. Я дверь успел забаррикадировать.

Пока санинструктор менял обойму, отстреливалась Лера. Потом они поменялись местами с санитаркой. Клава стреляла не так быстро, но зато с отменной меткостью, и фашисты падали один за другим.

От напряжения у Леры дрожали ноги, но ни боязни, ни неуверенности не было. Главная задача — спасти раненых, остальное не важно. В секундную передышку у неё мелькнула мысль, что им помогает сама церковь, принимая на себя главный удар. Словно бы ладони выставила и отталкивает от себя все пули и гранатные всполохи.

— Наши, Господи, наши! — вдруг плеснул по подвалу крик санитарки. — Слышите, ура?

Лара увидела, как фашисты повернули и побежали назад.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне