Всё оказалось гораздо хуже, чем Катя думала. Всем пришлось пойти в ближайшее отделение милиции. Когда вызванный наряд увёл женщину с мужчиной, следователь в чине майора поставил на стол чемоданчик.
— Посмотрим, что за гуси так торопились от нас улететь.
Он отковырнул замки перочинным ножичком, заглянул под крышку и хмыкнул.
— Похоже, вы, девушка, поймали ракетчиков.
В кабинете, где они сидели, было широкое окно, полузадёрнутое светомаскировочной шторой, письменный стол, три стула и портрет Сталина с трубкой в руке. Голова майора доставала как раз до ободка картинной рамы, и казалось, что сапоги вождя прочно стоят на седой макушке с заметной лысиной. У майора были раскосые глаза с набрякшими веками, крутой лоб без единой морщинки и нос картошкой.
Наверно, его тянуло курить, потому что карандаш в руках он держал, как папиросу.
Распахнув чемодан, майор продемонстрировал ряды серебристых металлических трубок, плотно уложенных внутри тёмной обивки.
Катя с интересом вытянула шею. Хотя на занятиях по военной подготовке им показывали ракетницу и даже по одному разу дали выстрелить, она не предполагала, что увидит оружие диверсантов вот так, запросто, в фанерном чемоданчике.
— А я думала, что ракетчиков всех переловили в начале блокады. У нас девчата, — она поправилась, — бойцы МПВО ракетчиков по осени задерживали, а потом зелёные цепочки перестали появляться.
— Правильно, — сказал майор, — работа была проведена большая. И население нам в этом активно помогало. Но как видите, диверсанты продолжают лезть и лезть в Ленинград как тараканы из всех щелей! И мы должны их давить и посыпать дустом, так чтобы на нашей земле и духа этих тварей не осталось. Верно? — Зажатым в пальцах карандашом он постучал об стол. — В общем, товарищ Екатерина Александровна, вот вам ручка, пишите рапорт о задержании преступников со всем подробностями. Это очень важно для следствия. Постарайтесь восстановить события поминутно.
— Как рапорт? — упавшим голосом спросила Катя, лихорадочно соображая, что времени до вечерней поверки остаются считанные минуты. — А может не надо рапорт? Мне пора в казарму.
— Странные рассуждения для бойца МПВО, — отложив карандаш, майор придвинул к ней листок бумаги. — А насчёт построения не переживайте, я сейчас позвоню в вашу часть и сообщу, что вы у нас. Называйте номер телефона.
— А665, — автоматом ответила Катя, проклиная ту минуту, когда занесла ногу через подоконник окна в умывальной. Если бы в умывальную вошёл кто-нибудь из девушек, то она не сидела бы сейчас здесь, сгорая от стыда и раскаяния. Но тогда ракетчики вышли бы ночью на свой страшный промысел и цепочками ракет навели бы на цель вражеские самолёты.
Майор снял трубку, и Катя с упавшим сердцем услышала, как он говорит с Марусей. От волнения ручка зацепилась пером о край чернильницы, посадив на бумагу жирную кляксу.
— Да вы не волнуйтесь, Екатерина Александровна, — по-своему объяснив её нервозность, сказал майор, — вы у нас теперь героиня. А командирша ваша сейчас подойдёт за вами, — он кинул взгляд на ручные часы, — обещала прибыть минут через двадцать.
Ничего не ответив, Катя наклонила голову и усиленно заскребла пером.
«Ой как стыдно получилось, ой как стыдно! Могла бы и по-хорошему отпроситься в увольнительную, Маруся всегда отпускала. И попутал же бес!» — ругала себя Катя. Чтобы не стоять навытяжку перед суровым взглядом Маруси, она лучше бы согласилась отсидеть на губе или пойти в атаку, искупить вину кровью. Мелькнула трусливая мысль немедленно попроситься на фронт.
Но идти на фронт ради такой низменной цели, как выговор, ей показалось подлым и непорядочным. Сергей на фронте Родину защищает, а она от наказания бегает. Виновен — отвечай.
Под эти мысли перо забегало по бумаге резвее, и когда в дверь раздался громкий стук, Катя уже дописывала рапорт о задержании преступника.
— Разрешите, товарищ майор? — Бледное лицо Маруси было непроницаемо.
Майор поднял голову и приветливо показал рукой на стул:
— Проходите, товарищ младший лейтенант, присаживайтесь. Выношу вам благодарность за воспитание бдительного бойца.
— Стараемся, товарищ майор.
Чеканный Марусин голос не предвещал ничего хорошего в ближайшем будущем.
Маруся опустилась на стул напротив, и Катя почувствовала, что её щёки заливает краска. Чтобы дать Марусе понять, что она не собирается бежать от ответственности, Катя заставила себя посмотреть Марусе прямо в глаза, а потом протянула рапорт майору:
— Вот, готово, товарищ майор. Я постаралась описать все подробности, как вы просили.
Майор тепло улыбнулся:
— Добро!
Он положил лист в папку и, привстав, задержал Катину руку в крепком пожатии:
— Благодарю за службу, товарищ боец МПВО! Так держать!
По улице Катя с Марусей шли в тяжёлом молчании. Не глядя на Катю, Маруся размашисто шагала по мостовой, а Катя, сжав губы, тащилась сзади, размышляя, как высказать то, что крутилось у неё в голове.
Сказать как маленькой: простите, товарищ младший лейтенант, я больше не буду — глупо. Объяснять, что чёрт попутал, — ещё глупее.