Они провели полное обследование. Участковый врач, человек внимательный и молодой, похвалил их за своевременную заботу о здоровье: «Нам легче принять профилактические меры, чем потом вас лечить и класть в больницу»— и обрадовал: «Сердце, почки, легкие, желудочно-кишечный тракт у вас в пределах вашего возраста. Даже, — как сказал молодой врач, еще не растративший академического пыла, — я бы сказал, лучше, чем обычно в вашем возрасте. Побольше воздуха, мышечной нагрузки, следите за весом и проживете до ста лет, как Фелемон и Бавкида». Это слышать было приятно. Гортензия Степановна улыбнулась весело, по-молодому, по-прежнему. А тут минула первая их пенсионная зима.
Летом Гортензия Степановна и Евгений Тарасович поселились на даче основательно; с холодильником, телевизором, хорошим постельным бельем и мелочами, создающими комфорт — поселились до осени.
Еще зимой они несколько раз говорили, как хорошо, что они своевременно взяли садовый участок и построили небольшой, но приличный домик. В годы строительства Евгений Тарасович еще работал в театре, положение у него было прочное, а времени достаточно, и поэтому он все сумел провернуть крепко и за доступные деньги: завезли щитовой домик, утепленный, созданный для северных районов; на песчаную почву бывшего карьера, где находился участок, насыпали плодородной земли, обнесли все забором; протянули водопровод. Строил не на века, а на жизнь. Где-то у Евгения Тарасовича все же смутно маячило предчувствие, что неблизкий еще пенсионный возраст все же наступит и нужно создать логово, где придется коротать дни. К его радости, те деревья и плодоносящие кустарники, которые он в свое время довольно небрежно воткнул в землю, принялись, выросли и приносили плоды.
Супруги даже тогда, когда свершилось это чудо с плодами, ухаживать за растениями все же не стали, предоставив все натуре. Евгений Тарасович, правда, раз семь — восемь за лето на дачу заезжал, страховку заплатить, разные взносы, окинуть все хозяйским глазом, иногда ночевал, а вот Гортензия Степановна относилась к земельному владению как убежденная урбанистка. Суммы из общего семейного бюджета выделила, но ездить на дачу не стала. Хоть быльем порасти! Но тут, перед капитальным переездом, внезапно собралась из дома, крепко прошлась по книжным магазинам и купила много всякой литературы в мягкой обложке, про то, как выращивать сад, огород, ухаживать за землей и консервировать продукты. С неожиданным для себя интересом все это прочел и Евгений Тарасович.
Земля, их небольшой участок в шесть соток, поглощала неожиданно много времени. Вдвоем они практически копались на участке от зари до зари. То надо было окопать кустарники и деревья, то прополоть огурцы, то пикировать морковку и свеклу, то подрезать усы у клубники и поливать, поливать, поливать. Сорняк лез изо всех щелей, и не успеешь обработать одну грядку и взяться за другую, как, смотришь, на первой уже жесткая зеленая щетина. Никогда в жизни Евгений Тарасович не думал, что сельскохозяйственные работы так утомительны и так тяжелы. Как и для любого человека, узнавшего, как выращиваются хлеб и овощи по картинам на телевизионном экране, в самой физической работе на свежем воздухе, а значит, загар, здоровье, крепкий румянец, для Евгения Тарасовича было в этой работе много привлекательного, пейзанского, лихого. Эдакая физкультура с зарплатой. А на самом деле это оказался пот, глухая усталость, постоянно ноющая спина, руки с въевшейся под ногти чернотой. Правда, Гортензия Степановна работала в огороде в нитяных перчатках.
Этим летом Евгений Тарасович поражался на свою жену, на ее молчаливую целеустремленность. Как она успевала делать все? Сколько же у женщины выносливости? С каким-то остервенением Гортензия Степановна рыхлила и мотыжила землю. Вместе утром после завтрака выходили они в сад и огород. Евгений Тарасович еще делал себе перекуры и отвлечения, а Гортензия Степановна работала, не поднимая головы от грядок. Евгений Тарасович шутя ее даже называл «маленький домашний трактор». Глядя во время небольших перекуров на механически поднимающиеся плечи жены, на коричневую от загара, сильную, но уже покрытую сеткой морщин шею, на склоненную под белой панамой голову, Евгений Тарасович иногда думал: «Быстро же протекла жизнь, и заканчивается она не так, как хотелось. Совсем недавно Гора еще была молодой и решительной». Он вспомнил, как гулял с нею по университетскому двору, она приходила его встречать к институту в Театральный переулок. Он тогда был еще скромный, тихий, непривычный к женской ласке. А тем не менее старался и тогда вести себя с Горой по-гвардейски. Три раза договаривался с ребятами, товарищами по комнате в общежитии, чтобы они на вечер ушли из дома. Они уходили, он приглашал Гортензию попить чаю, а она говорила: «В общежитие я не пойду». А когда он наконец-то выдавил из себя предложение и она ответила «да», го тут он сказал: «Гора, ну зачем ты меня мучаешь, теперь, когда все решено, пойдем ко мне в общежитие, ты же мне уже почти жена». Но она решила по-другому.