Мемуары ротного придурка

Однако мальчишки не перестали дразнить меня китайцем, правда, теперь они к этой кличке прибавили слово "жид": "жидокитаец", продолжая донимать меня дохлыми лягушками. А также - позорный эпитет "обоссанный".

Итак, ужас расовой дискриминации я испытывал вдвойне с раннего детства и как еврей, и как "китаец".

Когда мы с няней гуляли в садике возле храма Христа Спасителя, я слышал, как другие няньки судачат о евреях. Одни говорили, что евреи хорошие люди, не пьют водку и платят жалованье в срок, другие - что евреи плохие, жадные, каждую копейку считают. Одна нянька рассказывала, будто евреи, когда разговаривают, размахивают руками и даже подпрыгивают, вроде бы порхают, как куры. Поэтому их и называют "пархатыми".

За разъяснениями я обратился к папе. Он объяснил, что национальности никакого значения не имеют, это просто пережиток царизма и проклятого прошлого. Когда я вырасту и стану взрослым, сказал он, никаких национальностей не будет.

И папа рассказал мне кое-что...

Он сам раньше при царизме был евреем, но стал большевиком. Правда, национальность у папы еще сохранялась как пережиток проклятого прошлого, и этот пережиток по наследству перешел и ко мне. Таков закон природы: у самого Карла Маркса подобный пережиток тоже оставался.

Папа спросил меня, понял ли я все это.

Но у меня назрел еще один вопрос.

- Папа, а евреи лягушек едят? - спросил я.

Я не ожидал, что мой папа так будет реагировать. Он даже покраснел и стал на меня кричать:

- Кто тебе это сказал? Отвечай! Ты знаешь, что за такие слова в девятнадцатом году к стенке ставили? Кто тебе сказал эту антисемитскую гадость?! Я приму меры! Ты знаешь, что сам Карл Маркс, наш вождь и великий учитель, был тоже еврей?

Честное слово, я не знал до этого разговора, что мы с Карлом Марксом, оказывается, оба евреи! А главное, я узнал, что, в отличие от китайцев и французов, евреи лягушек не едят и никогда не ели.

Теперь стоило кому-нибудь только заикнуться насчет китайцев, как я тут же задавал вопрос, и обидчики затыкались.

- Я не китаец, а еврей! - заявлял я. - Сам Карл Маркс, самый главный вождь, был тоже еврей! Что же он, по-твоему, лягушек ел? Да?

Никто не решался сказать, что сам Карл Маркс, самый главный вождь, ел лягушек!

После моего вопроса даже отпетые хулиганы поджимали хвосты и затыкались.

Я крепко держался за Карла Маркса, и он меня здорово выручал в детстве. Благодаря папиному воспитанию я в детстве не делал большой трагедии из того, что я еврей, ведь с возрастом это у меня должно было пройти! Надо только немножко потерпеть.

ЗАКОН ДВОРА

Неписаный закон двора был элементарно прост и жесток. Согласно ему, все делились на три категории - на своих, или огольцов, живущих в нашем дворе, чужих, или вахлаков, живших в чужих дворах, и легавых, которые якшаются с чужими ребятами или с дворниками и милиционерами. Закон гласил: держись огольцов, бей вахлаков и легавых! Легавых можно было бить без всяких правил, даже лежачими.

Действовал закон двора автоматически, а тех, кто его нарушал, карал беспощадно. Если пацан не держался со своими, его били и свои и чужие: первые - потому что он не заслуживал доверия и тотчас же переходил в категорию легавых, а вторые - потому что свои за него не заступались.

Если свои нарушали закон и не били легавых, легавые размножались, они могли совершить во дворе переворот и захватить власть. Тогда они сами становились своими, а бывшие свои сразу переходили в категорию легавых, и поделом - не хлопай ушами! Но закон при этом продолжал действовать с точностью часового механизма. Никаких других законов двор не признавал: ни законов, которые выдумали милиционеры и дворники, ни тех, которым учили школьные учителя и пионервожатые. В школе, куда волей-неволей нужно было ходить, тоже действовал закон двора. Он был сильней и живучей школьных правил и пионерского устава. Наши огольцы законно гордились своим двором. Ведь именно с нашего двора вышел сам Николай Королев, Король, как его с гордостью называли огольцы, знаменитый боксер, чемпион СССР в тяжелом весе!

Правда, и "американцы" хвастались тем, что у них проживает герой-челюскинец, а также овчарка Леда с двумя золотыми медалями.

- Подумаешь, герой! - презрительно усмехались наши. - Король как одной левой въедет вашему челюскинцу по зубам!

Что же касается овчарки, то хотя в нашем дворе таких собак не водилось, зато была корова, которая проживала на четвертом этаже, в ванной комнате. Ее там держала многодетная милиционерша, чтобы не украли. И в этом вопросе мы "американцев" переплюнули, потому что такой коровы, которая жила бы на четвертом этаже без лифта, не то что в "Америке", а во всей Москве больше не было.

"Американцы" еще хвалились тем, что у них живет какой-то большой писатель, который печатает настоящие стихи, кажется, Гусев.

В нашем дворе тоже был свой поэт - сапожник Булкин. Он сам сочинил такие стихи: "Много счастья, много радости товарищ Сталин нам принес", и сам же их пел на мотив популярной песни "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля"...