Хрущев одобрительно оглядел мое произведение:
- Какой лозунг будет даден к портрету?
Власюк вразумительно не смог ответить.
- Не продумали, товарищи! - заметил Хрущев и с ходу выдал длиннющий текст и на русском, и на украинском языках.
Уходя, он дал еще одно указание относительно портрета: "Блеска мало! Краску надо подпустить под золото, чтобы мундир мне на Отце блестел, как у кота яйца! Народу это ндравится..." И Никита Сергеевич укатил продолжать свою инспекционную поездку, а местное начальство и агитаторы, придя в себя, бросились его указания выполнять (вдруг опять нагрянет?!).
Лозунги, которые Хрущев дал, я быстренько написал, а вот с бронзовой краской катастрофа произошла.
Но прежде чем поведать читателям, как окончились мои похождения на бандеровском фронте, позволю себе чуть отклониться в сторону, раз уж речь коснулась Никиты Сергеевича Хрущева.
Конечно, Н. С. Хрущев – не Карл Маркс, но и его я мог бы назвать если не другом, то спутником своего детства. Дело в том, что на московской пролетарской окраине, где я рос между Новыми домами и "Америкой”, в первую пятилетку был сооружен завод радиоламп, названный в честь руководящего товарища Хрущева. Его фамилию я с утра до вечера слышал: половина нашего двора на "Хруще"работала, как сокращенно называли родимый завод, с которого трудящиеся воровали всякие детали на пропой...
Но еще раньше, когда на месте будущего соцпредприятия росли картошка и морковка, а мы только что приехали в Москву из Китая, на Андроньевской площади, неподалеку от Рогожской заставы, проживал папин друг и соратник по большевистскому подполью Лев Абрамович Римский с женой тетей Леной и сыном Еськой, который был на полтора года старше меня, он уже учился в школе.
А у Льва Абрамовича помимо папы был еще один друг – Никита, они вместе в Промакадемии учились, а до этого вместе работали в одном райкоме где-то на Украине. Причем тетя Лена приходилась тете Нине – жене Никиты – не то дальней родственницей, не то школьной подругой.
Они так тесно дружили, что когда Лев Абрамович поехал учиться в Москву, он и друга Никиту туда перетащил на учебу. А если бы не перетащил, то Никита Сергеевич Хрущев, может, и не вошел бы в историю, и прогрессивное человечество даже и не подозревало бы о его существовании, так же, как не подозревало о существовании самого Льва Абрамовича, скромного совработника с "пятым пунктом”, не занимавшего особо ответственных постов.
Так что с Хрущевым, именем которого назвали наш завод, я был также заочно знаком через Еську и много о нем слышал в детстве. А мой папа лично его знал, когда тот еще учился в Промакадемии и часто у Льва Абрамовича засиживался допоздна.
Еська, которому приходилось за дядю Никиту задачки решать, считал его круглым дураком (хотя он и заделался большой шишкой). Тетя Лена же, наоборот, утверждала, будто Никита Сергеевич – самородок и стихийный марксист. Лев Абрамович на этот счет помалкивал, зная друга Никиту как облупленного. Впоследствии папа мне рассказывал, что однажды в разговоре он назвал Хрущева "помесью Стеньки Разина с Кагановичем”…
Существует известная версия, будто Хрущева выдвинул лично товарищ Сталин, с которым тот якобы познакомился через жену вождя Аллилуеву, тоже учившуюся в Промакадемии. Но сам Лев Абрамович впоследствии говорил, что дело было не совсем так.
По его словам, друг Никита выдвинулся на партконференции Бауманского района, проявив необычайную активность – сперва в райкомовской столовке, где делегатов забесплатно кормили, а потом в зале (во всем, что учебы не касалось, слушатель Хрущев колоссальную активность развивал).
Особенно страшную активность он стал проявлять, когда в президиуме появился вождь московских большевиков секретарь ЦК и МК Лазарь Моисеевич Каганович, бывший в те годы правой рукой товарища Сталина: громче всех кричал "ура”, сильнее всех в ладошки бил, а потом носился по проходу, передавая из рядов записки в президиум… И вождь наметанным на партийные кадры глазом его активность заприметил и в перерыве подманил к себе пальцем.
- Виткиля ты взялся, такой шустрый? У тебя что, гвоздь в ж…? – спросил Никиту вождь (Л. М. Каганович, происходивший из семьи еврея-мельника, говорил с сильным матерным акцентом).
- Я из шахты вылез, товарищ Каганович! При царизме два класса закончил, а теперь до Промакадемии дорос…
- Маешь классовое чутье? – в упор спросил Никиту вождь.
- Маю, товарищ Каганович! – ответил тот, не моргнув глазом.
- Ну так не х…тебе учиться. Ты и так ученый. Беру тебэ в аппарат, слухаться будешь – человеком исделаю, - сказал вождь. И тут же порекомендовал избрать Н. С. Хрущева секретарем Бауманского райкома партии, а вскоре в секретари Московского горкома выдвинул…
Никита Сергеевич хорошо "слухался"и Кагановича, и товарища Сталина, и его таки сделали "человеком”…
Так что, заявляя в своих речах, что он вовсе не антисемит и даже имеет друзей-евреев, Никита Сергеевич, конечно, имел в виду не Кагановича, а Льва Абрамовича Римского.
Зная, что Лев Абрамович вхож на самый "верх”, близкие друзья интересовались: