Memory Makers

Хотя полное описание СССР брежневской эпохи выходит за рамки данной главы, отсутствие ссылок на экономический спад после 1973 года, неспособность сельского хозяйства прокормить города, политические репрессии и антисемитизм создали, мягко говоря, нереалистичный образ. Представление правительством и СМИ брежневской эпохи в почти исключительно позитивных терминах в очередной раз было облегчено отказом от упоминания коммунистической идеологии, которая могла бы напомнить аудитории о некоторых негативных аспектах того времени, включая ограничения свободы слова и передвижения. Вместо этого СМИ подчеркивали якобы существовавшую в СССР стабильность, высокий уровень жизни и международное признание. СМИ представляли нынешнее отсоединение России от Запада как процесс нормализации, возвращение к тому, как все должно быть, кратко сформулированный в "Ленте" так: "Ничего плохого не случится, если мы возьмем все хорошее из СССР, потому что там было много хорошего, больше хорошего, чем плохого" (Lenta 2014e).

Чтобы воспользоваться советской ностальгией, СМИ использовали высоко персонализированную риторику и образы еды, продвигая концепцию патриотического (не)потребления (Skvirskaja 2017), где употребление или неупотребление определенного продукта становится символом патриотизма. Здесь также присутствовал классовый элемент: подавляющее большинство россиян не могут часто позволить себе настоящий французский бри или итальянский пармезан, и поэтому, скорее всего, не особенно пострадали, когда оба продукта были запрещены в рамках "импортозамещения". Такая корреляция между богатством и европейскими продуктами позволила СМИ обвинить в эпикурействе тех, кто критиковал контрсанкции, превратив позиции "за" и "против" контрсанкций в обозначение более простого и осмысленного образа жизни в прошлом и потребительских ценностей нынешней оппозиции соответственно. Пожалуй, самым ярким примером этой линии атаки стала Ульяна Скойбеда, язвительно писавшая в "Комсомольской правде":

 

Я не знаю, как далеко зайдут санкции. Но главное, что уровень жизни на самом деле не эквивалентен уровню счастья. Мои родители, поколение, которое было молодым в 1980-е годы, жили гораздо более духовной жизнью, чем я. Они читали все новинки литературы, подписывались на самые модные периодические издания, собирались на кухнях, обсуждая все это.

Мне очень жаль людей, которые считают наличие широкого ассортимента колбасы победой демократии. Как жаль, что мы не можем разделить общество: справа - те, кто хочет возвращения СССР со всеми его плюсами и минусами, слева - те, кто хочет колбасы. Единственное, что можно сделать с такими демократами, это сказать им, чтобы они уезжали: мир большой, стран с колбасой много.

Скойбеда 2014c

 

Насмешливый тон такого освещения сводил к минимуму вполне обоснованные опасения многих по поводу роста цен более чем на 13 процентов. Он также основывался на советских утверждениях о том, что прозападные симпатии коренятся в жадности и потребительстве.

Противопоставление пустого Запада и содержательной русской культуры в СМИ обыгрывалось не только через еду, которая является неотъемлемой частью любой культуры, но и через более геополитические показатели, такие как восстановление союзов советской эпохи. Возобновление альянсов с такими странами, как Куба и Зимбабве, якобы опровергало представление об изоляции России от международного сообщества и одновременно способствовало идее восстановления. Как было сказано в одной из статей "Ленты" неполиткорректным языком, "Россия возвращается на Черный континент [в Африку] после более чем двадцатилетнего отсутствия [...] Глава МИД успешно возобновил и развил политические и экономические связи, которые были фактически утрачены после распада Советского Союза" (Лента 2014f). Восстановление мирового авторитета СССР, выраженное в нарративе "Назад к Брежневу", было неразрывно связано с критикой России со стороны Запада. Сопротивляясь давлению Запада, СМИ изображали российское правительство и нацию как метафорическое возвращение к прошлому, мстящее за несправедливость, причиненную другими, чтобы (вновь) получить доступ к ушедшей эпохе советского могущества.

Постепенное развитие исторического повествования от периода национального унижения (1990-е годы) к периоду предполагаемого международного восхищения (эпоха Брежнева) наделило структуру повествования собственным смыслом, основанным на широко распространенной ностальгии по поздней советской эпохе. Источники использовали личные воспоминания, чтобы создать более увлекательное представление о былой славе, а затем сопоставляли этот опыт с идеями государственности. Сначала индивидуализировав потерю СССР, сведя ее к личному уровню в нарративе "диких 1990-х", это развитие нарратива, в свою очередь, позволило СМИ и политикам транслировать эту ностальгию по утраченной советской родине в поддержку политики нынешнего правительства.