Механизм пространства

— 7‑е фрюктидора IX года. Свидетельство о дополнительных усовершенствованиях. «Двигатели, аналогичные паровым машинам, приводимые в движение постоянными газами». Взрыв «воспламеняющегося воздуха» происходит в цилиндре под воздействием электрической искры…

Не веря глазам, Торвен прикипел взглядом к свидетельству. Нет, зрение не обманывало. Филипп Лебон зарегистрировал патент на поршневой газовый двигатель. Два компрессора, камера смешения; система электрозажигания… Скверный механик, Зануда тем не менее ясно видел, что он держит в руках. Жалкий, желтый, рыхлый огрызок от неудачливого гения. «Приветствую павшее величество!» — захотелось сказать ему, словно Торвен стоял рядом с утратившим трон, отрекшимся, готовящимся к казни монархом.

«Так вот что имел в виду Карно!..»

— Несчастный человек, мсье. Конечно, я помню его, нашего дорогого профессора Лебона! Вообще‑то он — Лебон де Гамберсэн, но в те кровавые дни за приставку «де» платили головой. Мадам Гильотина не разбирала, принц ты или инженер!

— Его казнили?

— Что вы, мсье! С ним все вышло гораздо хуже…

Не понимая, что может быть хуже гильотины, Торвен молча смотрел на старичка. Тот платил ему ответным вниманием, сморкаясь и утирая глаза платочком. Слезы течь не хотели, архивариус тер изо всех сил, и наконец добился результата.

Одинокая и скупая, как ростовщик, слеза покатилась по щеке.

— Если мсье хочет узнать ужасную, леденящую душу историю, пусть обождет десять минут. Короткий день, мы скоро закрываемся. Рядом есть кабачок — «Крит», славное местечко. Скромный ужин, бутылочка винца, и мсье получит настоящее удовольствие.

— Отчего бы вам не рассказать мне историю прямо сейчас?

Торвен демонстративно потянулся за кошельком.

— Нет-нет! — рискуя рассыпаться в прах, старичок замахал руками на глупого мсье. — Я не буду рассказывать! Я буду кушать ужин! Рассказывать будет папаша Бюжо, кабатчик. Он все знает, мсье, он все подаст в лучшем виде…

3

— Бюжо! Накрой нам стол, Бюжо!

— В долг больше не дам! — отрезал кабатчик.

— Какой долг? Я привел клиента!

«Крит» был знаком Торвену. Сюда он заглядывал с капитаном Гарибальди; здесь познакомился со вспыльчивым Огюстом Шевалье. Заведение средней руки, тихое и неприметное. Сейчас кабачок пустовал — архивариус, торопясь не упустить добычу, закрыл патентное бюро раньше обычного. Часа через полтора в «Крит» нагрянут студенты, лавочники, шлюхи; проснется безногий инвалид, мирно дремлющий в углу, затянет «Старого капрала»…

— Так я накрываю, мсье?

Кабатчик испытующе пялился на Торвена. На клиента, которого привели. Лицо папаши Бюжо выражало противоречивые чувства. С одной стороны, на нем читалась законная радость: стол означал прибыль. С другой же стороны… Нет, сравнение, при всей его абсурдности, попадало в точку. Кабатчик напоминал актера, которого в разгар попойки стали уговаривать прочитать монолог из «Мнимого больного». Что вам стоит, сто раз читали, валяйте в сто первый…

— Я ничего не слышал о газовом двигателе Лебона, — сказал Торвен, ожидая, пока объявится ужин (вернее, поздний обед). — Им что, никто не заинтересовался?

Старичок ухватил бутыль анжуйского — первую ласточку его весны. Ловко разлил по стаканам: Торвену — на донышко, себе — до краев. Архивариус был похож на призрак, явившийся из глубин прошлого века: кафтан с косыми фалдами, гетры, панталоны в обтяжку… Сверчок, стрекочущий на груде патентов, он возбужденно раздувал ноздри, принюхиваясь к аромату вина.

— Бюрократы, мсье! Чинуши! О, как мы обрадовались, когда Наполеон взял на себя ответственность за Францию… Мы же не знали, что это такое — свора императорских чиновников! Бедняга Лебон носился со своим двигателем, как бесприданница — с девственностью. Норовил всучить всем и каждому. В ответ его травили, гнали с работы, мешали исследованиям. Нищета, мсье! Когда б вы знали, до чего она противна, кислая старуха — нищета…

Стол мало-помалу заполнялся. Устрицы, копченые колбаски, обжаренные на решетке; утиная грудка под ягодным соусом, ломти сыра… Чувствовалось, что не будь рядом со старичком Торвена, архивариус довольствовался бы куском хлеба с холодной говядиной.

— По второй, мсье? За несчастного профессора Лебона! Все, чего он добился, — краткий триумф в отеле «Сеньеле». Ему позволили разместить там десятка три газовых рожков. Я видел эту красоту своими глазами! Рай, мсье! — истинный парадиз. На смертном одре я вспомню, как сверкала зелень сада в свете фонарей — и отойду с миром…

Отходить архивариус не спешил. Напротив, допив второй стаканчик, он вцепился здоровыми, молодыми зубами в колбаску и живо расправился с ней. Следом настал черед утки. Папаша Бюжо, любуясь пиршеством, маялся за стойкой — ни дать ни взять, премьер-тенор, ожидающий в кулисах: когда же его вызовут на сцену?

Честно говоря, Торвен ничего не понимал.

— И тогда Лебон обратился в военное министерство? — попытался он натолкнуть старичка на нужную тему. — Я прав?