Мегрэ в школе

Мегрэ ничего не ответил. Он начал понемногу осваиваться в деревне и больше не жалел, что покинул набережную Орфевр. Утром он не позвонил жене, как обещал. Он даже не заметил здания почты. Он потом подумает об этом.

Они шли мимо галантерейной лавки, за окном которой комиссар увидел такую старую и такую сухопарую женщину, что невольно возникал вопрос, как она до сих пор не рассыпалась.

– Кто это?

– Их две, примерно одинакового возраста. Это барышни Тевенар.

В родной деревне Мегрэ галантерейную лавку тоже держали две старые девы. Можно было подумать, что жители деревень Франции подражали друг другу. Прошло много лет. На дорогах появились скоростные автомобили, автобусы и грузовички. С улиц пропали повозки. Почти везде работали кинотеатры. Было изобретено радио и много других полезных вещей. И всё же Мегрэ видел здесь персонажей из своего детства, застывших в своих позах, словно на эпинальских картинках.[2]

– Вот ее дом.

Дом был довольно старым. Он остался единственным на улице, который не белили уже много лет. Лейтенант вставил большой ключ в замочную скважину зеленой двери, потом толкнул дверь плечом, и им тут же в нос ударил приторно-сладкий запах, точно такой же, какой, вероятно, царил у двух старых дев, живших по соседству; запах, которым пропитаны все те места, где старые люди живут как затворники.

Первая комната была немного похожа на ту, где принимала комиссара мадам Гастен, с той лишь разницей, что дубовая мебель была менее навощена, кресла были более потертыми, а камин украшала большая медная решетка. В углу стояла кровать, которую, вероятно, принесли из другой комнаты. Постель была разобрана.

– Спальни наверху, –  объяснил лейтенант. –  Вот уже несколько лет Леони Бирар не хотела подниматься по лестнице. Она жила на первом этаже, спала здесь же. Мы ничего не переставляли.

За приоткрытой дверью находилась довольно просторная кухня с каменным очагом, рядом с которым стояла плита, топившаяся углем. Все вокруг было грязным. Под плитой на полу виднелись рыжеватые круги, оставшиеся от кастрюль. Стены были покрыты жирными пятнами. В кресле, стоящем около окна, старая женщина, вероятно, проводила бо́льшую часть дня.

Мегрэ понял, почему Леони Бирар предпочитала находиться здесь, а не в передней комнате. По дороге, ведущей к морю, мало кто ходил, а вот сзади, как и из дома учителя, можно было видеть самые оживленные места, дворы и палисадники, в том числе и школьный двор.

Обстановка была почти интимной. Сидя в своем кресле, Леони Бирар принимала участие в повседневной жизни десятка семейств. А если у нее было хорошее зрение, то она могла знать и кто что ел.

– Излишним будет вам говорить, что контур, обведенный мелом, означает то место, где ее нашли. Пятно, которое вы видите…

– Понимаю.

– Крови вытекло не так много.

– Где сейчас Леони Бирар?

– Ее перевезли в морг Ла-Рошели, там сделали вскрытие. Похороны состоятся завтра утром.

– Известно, кто наследует ей?

– Я везде искал завещание. Я позвонил одному деловому человеку, поверенному в делах из Ла-Рошели. Она часто говорила ему о завещании, но так и не составила его в присутствии поверенного. У него хранятся ее ценные бумаги, облигации, акт о собственности на дом, где мы сейчас с вами находимся, и на еще один дом, расположенный в двух километрах отсюда.

– Таким образом, если никто не объявится, то ее племянница наследует всё?

– Я так думаю.

– Что она об этом говорит?

– Похоже, она ни на что не рассчитывает. Селье не бедствуют. Они, конечно, не богачи, но у них неплохое дело. Вы увидите их. Я не умею распознавать людей. Но Селье кажутся мне честными, порядочными, работящими людьми.

Мегрэ принялся открывать и закрывать ящики. Он обнаружил ржавую кухонную утварь, всякий хлам, старые пуговицы, гвозди, счета, валявшиеся вперемешку с катушками без ниток, чулками и шпильками.

Мегрэ вернулся в первую комнату, где стоял старинный комод, имевший определенную ценность, и тоже принялся открывать ящики.

– Вы изучили эти бумаги?

Лейтенант слегка покраснел, словно его застигли врасплох или уличили в чем-то предосудительном.

Он выглядел точно так же, как в бистро Луи Помеля, когда был вынужден взять стакан белого вина, который протянул ему Мегрэ.

– Это письма.

– Я вижу.

– Они написаны более десяти лет назад, в то время, когда она была еще начальницей почтового отделения.

– Насколько я могу судить, эти письма не ей были адресованы.

– Совершенно верно. Разумеется, я подошью эти письма к делу. Я говорил о них следователю. Я не могу делать все одновременно.

Все письма лежали в конвертах, на которых были написаны разные имена: Эварист Корню, Огюстен Корню, Жюль Маршандон, Селестен Маршандон, Теодор Кумар, другие имена, в том числе женщин, например сестер Тевенар – барышень, державших галантерейную лавку.

– Если я правильно понимаю, в то время, когда Леони Бирар была начальницей почтового отделения, она далеко не всю корреспонденцию отдавала адресатам.

Мегрэ пробежал глазами несколько строк:

Дорогая мама!