Медведь

И когда я распрямился и посмотрел на север, сказал он девочке, я увидел, что надвигается метель. Я почувствовал запах снега. Стало ясно, что вернуться можно будет только летом, а я тогда не знал наверняка, захочется ли мне возвращаться. Меня обуяла злость. Из-за смерти твоей мамы. Моего одиночества. Всего в природе. Вот тогда я и увидел этот камень. Я уже два дня ходил вокруг него.

Я нагнулся, обхватил его руками, завыл и поднял в воздух за счет силы рук и злости. Завыл так громко, что ты завыла вместе со мной, и ветер на вершине горы наполнился нашим воем. Но я хотел, чтобы сохранилась память о ней, а не только ее останки. Ничто не могло меня остановить, пока камень не оказался там, где ты его сейчас видишь.

Девочка долго молчала, отец ее тоже молчал, не поднимая головы.

Как жалко, что я ее не помню, сказала она наконец. Хоть немного. Но — ничего.

Ты была слишком маленькой, сказал мужчина.

Но у меня бывают воспоминания, в которых не только ты и я, сказала девочка. В некоторых есть кто-то еще. Совсем близко, лица не видно. Но в них рядом со мной кто-то есть.

Мужчина кивнул. Знаю, сказал он.

А как она выглядела? — спросила девочка. Мужчина призадумался.

Ты увидишь ее, когда в следующий раз посмотришь в озерную воду, сказал он.

Я хочу приходить к ней при каждой возможности.

Давай подниматься сюда каждый год, сказал мужчина. В самый длинный день. В первый день, который мы все провели вместе. Ей понравится.

И мне понравится, сказала девочка.

А потом они вышли из того места, где прятались от ветра, и начали спускаться с горы.

~~~

В ТО ЛЕТО МУЖЧИНА НАЧАЛ УЧИТЬ ДЕВОЧКУ тому, что сам знал про озеро и землю. Показал ей, где нырять за мидиями, которых они варили и с диким луком ели на ужин. Учил ставить силки на кролика, готовить десерт из корневища полевого хвоща и варенье из шиповника, которое добавляли к дичи, попадавшейся в силки. Он шаг за шагом показал ей, как изготавливать гарпун из тонкого ствола, рассеченного сверху на четыре части: концы надо заострить и примотать к ним каменный наконечник. Девочка училась метать его в рыбу, которая заплыла в запруду, устроенную в озерной заводи. Он учил ее, как вытягивать жилы и дубить шкуры оленей, которых он бил из лука, сделанного из пеканового дерева. Как отыскивать рои диких пчел, когда перед осенним равноденствием зацветет золотарник, как доставать мед с дерева, в дупле которого пчелы устроили улей. А отдыхая на берегу озера в жаркие дневные часы, он учил девочку, как прикидывать время по полуденной метке: ее он высек на старом искрошенном камне, который ледник давным-давно позабыл на этом травянистом берегу.

ЕСЛИ НОЧЬ ВЫДАВАЛАСЬ ЯСНАЯ, ОН ВЫВОДИЛ ДОЧЬ на улицу и учил смотреть на небо, показывал звезды на эклиптике, называл странствовавшие там созвездия. Летом она научилась находить охотника Стрельца, сердце и хвост Скорпиона, четыре ярких звезды созвездия Геркулес. Зимой она надевала собственные снегоступы, и отец шел с ней на лед озера, показывал великий Орион, его верного Большого Пса, а еще Сириус, самую яркую звезду на небе, которая служила этому псу носом. И весь год они смотрели, как Большая Медведица вращается вокруг Полярной звезды — по этой звезде, сказал он девочке, можно ориентироваться, если вдруг перестанешь понимать, в какой стороне дом.

ДЕВОЧКА ПОДРАСТАЛА, И МУЖЧИНА УЧИЛ ЕЕ ЧИТАТЬ и писать — летом при долгом вечернем свете, зимой, в ночи совершенно беззвездные — при свечах из пчелиного воска. Вместо грифельной доски он использовал кусок латуни. Вместо карандаша — обугленную щепку из очага. Когда девочка как следует освоила письмо, он подарил ей листы бумаги, переплетенные кожей, и графитовый карандаш, который наточил своим ножом. Она однажды спросила, где он взял бумагу и карандаш, он же только сказал, что они у него уже давно.

Хотя ей и нравились бумага и ощущение от карандаша между пальцами, уроки письма она, если честно, разве что терпела. А вот чтение пришлось ей по душе, и сильнее всего она любила слушать, как читает отец. У него были книги, оставшиеся от его отца, обращался он с ними бережно, хранил на специальных полках в домике. Он читал стихи поэтов со странными именами — Гомер, Вергилий, Хильда Дулитл и Уэнделл Берри, стихи про богов и людей, про войны между ними, про красоту малозначительных вещей, про мирную жизнь. Читал всамделишные и вымышленные истории. Истории про домик в лесу, про охотника и русалку, про кроликов, которые искали себе дом. Когда он заканчивал чтение и задувал свечу, она неизменно спрашивала, будто чтобы убедиться, что возвратилась в свой привычный мир: а эти другие — они тоже ушли?

Да, отвечал он. Уже давно.

Так мы одни?

Не одни. Мы вместе. Ну, давай, засыпай, утром увидимся.