Медные монеты на алтарь предков/铜钱龛世 /Tong Qian Kan Shi /Copper Coins

В мгновение ока он вернулся внутрь, неся коробку с едой — он скользил так же легко, как облако, как будто то, что он держал, было не едой, а собственным лотосом Будды.

Цзян Шинин взглянул на коробку, затем снова взглянул на Сюэ Сяня, томясь в кресле. Затем он отвернулся.

Коробка состояла из четырех уровней, заполненных шестью разными блюдами и стопкой хрустящих пирожных.

Сюэ Сянь взглянул. Фарфоровые тарелки все еще были полны тепла, а посуда ярко блестела. Блюдо, разложенное на столе, выглядело красиво и издавало восхитительный запах — действительно очень аппетитный. И все еще…

И все еще…

На всем столе не нашлось ни единого куска мяса. Все было вегетарианским!

Это! Было! Все! Вегетарианское!

Вы когда-нибудь слышали о драконе, жующем траву?!

Сюэ Сянь закатил глаза и в гневе ударился головой о стол. Затем он с ненавистью посмотрел на Монаха.

Хотя Сюань Минь сохранил не все свои воспоминания, его привычки остались прежними. Казалось, что в прошлом он не ел мяса или, возможно, он вообще ничего не ел, что объясняет, почему он выглядел таким здоровым, несмотря на то, что его не видели уже несколько дней как он ел. По сути, если вы попросите его купить еду, вы не получите мяса. В конце концов, Цзян Шинин должен был снова выйти и принести еще несколько блюд, чтобы удовлетворить идею дракона о еде.

За исключением того дня, восемь лет назад, Лу Няньци никогда не испытывал такого травматического опыта.

Он спал семь дней подряд, его лихорадка поднималась и отступала снова и снова. Иногда, находясь в замешательстве, он выпускал среди ночи отрывки слов, говоря «папа» или «Шицзю», как будто, отказываясь открывать глаза, он мог заставить все трагические события исчезнуть, и те что оставило его, будет тихо стоять у его кровати, ожидая, пока он проснется…

На седьмую ночь, когда ночной сторож назвал время снаружи, у Няньци дернулся палец, и он проснулся.

Его глаза все еще были налиты кровью от лихорадки, и в свете фонаря казалось, что на его глазах был слой светящейся пленки, как будто он был полон слез.

— Ты проснулся?

Цзян Шинин случайно заменил масло в своем фонаре и увидел, что мальчик проснулся.

— Ты хочешь пить?

Он окликнул гостиную, затем подошел к кровати и снял горячее пропитанное лекарством полотенце со лба Лу Няньци.

Тело призрака было пугающе холодным, и когда его рука коснулась лица Лу Няньци, Цзян Шинин увидел, что мальчик задрожал, отряхивая лужи влаги в глазах, которые стекали по его лицу и стекали на подушку.

— Сегодня… тоуки ***… - пробормотал Лу Няньци.

Цзян Шинин запнулся, затем кивнул. — Да. Прошлой ночью.

Лу Няньци потер глаза тыльной стороной ладони. Затем он откинул одеяло и сел.

— Он все еще здесь? Я хочу провести с ним последнюю ночь.

Цзян Шинин не был уверен, был ли это только он, но ему казалось, что после этого семидневного сна даже Лу Няньци по манере говорить, был ближе к манере его брата Лу Шицзю. И когда мальчик вылез из кровати, Цзян Шинин увидел, что его чувство было правильным: за последнюю неделю хрупкое тело Лу Няньци выросло на несколько дюймов, так что вместо того, чтобы выглядеть примерно на семь или восемь лет, он теперь выглядел на двенадцать.

Лу Няньци, пошатываясь, вылетел из спальни и слабо кивнул в знак приветствия группе, собравшейся в гостиной. Цзян Шинин провел его во вторую спальню, и он закрыл дверь, отказываясь выходить до конца ночи.

В ту ночь из комнаты не доносилось ни звука: ни плача, ни разговоров.

Когда Лу Няньци сказал быть с ним, он действительно имел в виду быть с ним. Он молча составлял компанию Лу Шицзю: он не был ни добр, ни привязан к своему брату, как и при жизни брата.

На следующее утро из комнаты вышел бледнолицый Лу Няньци, держа в руках связку палок, которую ему оставил Лу Шицзю. Его черные глаза упали на Каменного Чжана, и он долго смотрел на этого человека, затем медленно сказал: — Пожалуйста, господин, могу я попросить вас сделать мне две деревянные резные фигурки?

Хотя Каменный Чжан был каменщиком по профессии, но также хорошо разбирался в дереве, но не был таким талантливым в этом деле.

Старый Чжан сделал паузу, удивленный, затем кивнул.

— Не просто кивай, — крикнул Сюэ Сянь — Он не может видеть.

Потрясенный, Каменный Чжан изучил глаза мальчика. Боясь сказать что-нибудь еще, он ответил: — Конечно.

За все годы, которые Каменный Чжан провел в округе, он, конечно, не был близок с семьей Лу, но встречался с ними несколько раз и мог сказать, что знал их. Услышав слова Лу Няньци, он понял, о чем просит мальчик. Каменный Чжан был мастером, и резать по дереву было легче, чем по камню. В кратчайшие сроки он смог вырезать две надгробные плитки и украсить их узорами с обеих сторон.

— Что я должен написать? — спросил Каменный Чжан.

— На одном из них напишите — Здесь лежит мой покойный отец, Лу Юань.

Каменный Чжан так и сделал. Сначала он обрисовал текст, затем тщательно вырезал их. Затем он сдул опилки с плитки и сказал: — А другой?

Лу Няньци замолчал.