Император смотрел на тело сына, распростертое на мозаичном полу перистиля и не двигался с места. Пурпурная лужа, как пурпурная тога, причудливой каймой окружала тело. Откинутая в сторону рука отсвечивала зеленым. На восковых пальцах блестели неестественно яркие пятна засохшей крови. Странная картина. Зеленоватая кожа, зеленоватая мраморная скамья. И пол – тоже зеленоватый. И вода в бассейне. И мраморный Силен – того же мертвенного оттенка. Лишь туника Цезаря и его кровь – бесценный пурпур. Два цвета. Пурпурный и зеленый. Друг подле друга – они необыкновенно ярки. Смешиваясь, они превращаются в серый, то есть отсутствие цвета вообще. Сейчас они еще кричат, пытаясь переспорить друг друга. Но вскоре они сольются в ничто. Воск растает, плоть сгниет, кровь смоют. Ничего не останется. Кроме боли, которая масляным пятном плавает на поверхности сознания, но не может проникнуть в глубину. Потому что осознать, что произошло, значит умереть от боли.
Центурион вигилов Марк Проб осмотрел тело убитого и подошел к императору. Красно-серая форма вигила почти не нарушала цветовую гамму картины. Руфин так и думал о происходящем – картина… Все сделалось плоским, утратило глубину.
– Его убили резцом скульптора.
Проб подчинялся напрямую префекту вигилов, являясь вторым лицом в префектуре ночной стражи. Но Руфину было все равно, кто перед ним: Марк Проб, или какой-нибудь рядовой следователь.
– Значит, Элий все-таки отомстил. – Руфин стиснул кулаки. – Найти его! Немедленно!
– Люди на его виллу уже посланы, – отвечал центурион.
Императору принесли складной курульный стул с пурпурной подушкой. Руфин сел, прикрыл голову полой тоги. Тога белая. Подушка – пурпурная. Опять картина не утратила цельность. Это хорошо. Надо сказать, чтобы все, кто заходит сюда в перистиль, надевали белое. Или зеленое, раз им не положен пурпур. Картину нельзя нарушить. Ни в коем случае нельзя нарушить. Главное – сберечь пурпур. Его нестерпимый, ни с чем не сравнимый блеск.
Проб вышел и оставил императора одного. Последнего Деция в Риме. Династия кончилась. Цезарь убит, а Элий – убийца. О боги, за что? Разве Руфин не просил у небожителей милости если не для себя, то для Рима? Элий убил Александра резцом Марции. Как мальчику было больно! Почему не мечом? Ведь Элий – бывший гладиатор и владеет мечом превосходно. А резец подошел бы какому-нибудь члену шайки из предместий…
Невыносимо думать, как Александр мучился, умирая.
Брут, Торкват… Они сами казнили своих детей, не дрогнув, не проронив слезы. Но что толку, как заклинания, твердить имена древних, если сам ты мягок и слаб, если сам ты корчишься от боли.
Мой мальчик, тебя больше нет на земле со мной…
Два вигила ввели Юния Вера в комнату для допросов, усадили на стул и ушли. Вер сидел не двигаясь, глядя в одну точку.
Он хотел спасти Элия и уличить Икела. А на самом деле… Что же все-таки произошло? Корнелий Икел не убивал Цезаря, но собирался прикончить Элия. Кто же тогда расправился с Цезарем? Элий? Бред… Этого не может быть, потому что невозможно. Но что, если в дело вмешался Гэл? Гладиатору сделалось не по себе. Гений руководит человеком, но отвечает ли человек за гения? Вер не успел найти ответ – в комнату вошел центурион Проб.
– Где Элий? – спросил Проб, едва дверь закрылась.
– Не знаю.
– Лучше говори правду.
– Я и говорю правду. Чем поклясться? Клянусь гением императора. Чтоб мне не попасть на Элизийские поля!
Юний Вер произнес эти слова с какой-то неожиданной легкостью. Потому что понял в эту минуту, что после смерти он не попадет в Элизий. Ему нет места среди праведников. Нет, и все. Элий – тот окажется там непременно. И еще много хороших ребят после смерти отправятся туда прямиком. И даже центурион Проб может там очутиться. Но только не Юний Вер.
– Зачем вы с Курцием устроили засаду в доме Элия? Что ты подозревал?
Какое чистое у Проба лицо. Лицо младенца, только что вымытого и причесанного. А глаза холодные. И рот – тонкая полоса, будто чиркнули лезвием по нежной коже. И даже кровь выступила. Выступила, но не пролилась.
– Элий узнал голос Икела во время поединка в доме Макрина. Ты слышал о подпольной арене на вилле Макрина? Самые фантастические желания – начало войны, насильственная смерть, все можно было исполнить на той арене. Все, что категорически запрещено богами.
Вер отвечал охотно. К чему скрывать действия? Их все рано не скрыть. Таить можно лишь мысли и чувства. А в действиях пусть разбирается умница Проб.
– Какой же заказ сделал Корнелий Икел? – Казалось, рана рта сейчас начнет кровоточить.
– Макрин не изволил сообщить нам. Нам – я имею в виду меня и Элия. Мы сбежали из его гостеприимного дома во время боя. Последние желания заказчикам придется клеймить собственными усилиями. Но никто знает, что исполняли наши предшественники, которым не удалось улизнуть.