Меч Шаннары

Каллахорн, казалось, соединил в себе прошлое и будущее. Все его города строились прежде всего как крепости, способные противостоять частым нападениям враждебно настроенных соседей. Пограничный Легион формировался в то время, когда новые народы, охваченные фанатичным и болезненным стремлением к национальной независимости, непрестанно воевали друг с другом, ревниво охраняя границы своих земель, когда сама мысль о дружбе и братстве родов казалась несбыточной мечтой. Потом политика войн и вражды ушла в прошлое. На дальнем юге построили цветущие города-сады, по сравнению с которыми Тирзис казался слишком простым и старомодным. Но именно Тирзис, с его грубыми каменными стенами и суровыми воинами, как железным щитом закрывал Южную Землю, чтобы люди могли жить спокойно и мирно. И именно здесь чувствовалось веяние чего-то нового — грядущей эпохи согласия и процветания. Люди Тирзиса с пониманием и терпимостью относились к другим народам. Здесь, в Каллахорне, наверное, как нигде в Южной Земле, о человеке судили исключительно по его делам и относились к нему соответственно.

Тирзис лежал как бы на стыке Четырех Земель, там бывали жители всех краев, и горожане очень скоро поняли, что разница во внешности, форме тела не имеет никакого значения. Люди Тирзиса научились судить о других по их внутренним качествам и достоинствам. Это являлось главным. В Каллахорне совсем не боялись громадных горных троллей, здесь давно привыкли к их странному виду. Гномы, эльфы и дварфы постоянно бывали в пограничной стране, и, если они приходили с добром, их повсюду встречали радушно. Говоря об этом, Балинор улыбался. Принц Каллахорна по праву гордился тем, что именно его народ первым отбросил старое предубеждение. Дарин и Даел молча согласились с ним. Эльфы слишком хорошо знали, как это — жить во враждебном мире, где никто не хочет понять другого.

Балинор закончил свой рассказ. Путешественники вышли на широкую каменную дорогу. Низкое плато смутно вырисовывалось на горизонте, дорога тянулась к нему сквозь темноту ночи. Огни города уже показались во тьме, и путешественники различали движущиеся тени людей на каменном уклоне. Свет факелов ярким контуром обрисовал проход через внешнюю стену — железные ворота стояли распахнутыми. Одетые в черное стражники охраняли вход в город. Балинор тут же насторожился: он не услышал привычного смеха и шутливых разговоров. Воины говорили между собой вполголоса, как будто боялись, что их могут подслушать. Что-то не так, внезапно сообразил Балинор и пристально вгляделся в освещенный квадрат раскрытых ворот. Впрочем, он не заметил ничего необычного, кроме какой-то неестественной тишины, и тут же выбросил все это из головы.

Дарин и Даел молча следовали за полным решимости Балинором вверх по каменной мостовой к темнеющему утесу. Люди, проходящие мимо, бросали на них осторожные взгляды и не пытались скрыть своего недоумения при виде принца Каллахорна. Кое-кто даже останавливался. Сам Балинор, решительно шагавший в город, похоже, ничего не замечал, но от острого взора эльфов эти странные взгляды не ускользнули, и братья тревожно переглянулись, молча предупреждая друг друга. Что-то здесь было неладно. Через пару минут, когда друзья вышли на плато, Балинор внезапно остановился, тоже не на шутку встревожившись. Он долго смотрел на освещенные ворота, потом — на сумрачные лица прохожих, которые отворачивались и спешили во тьму, как будто не желая, чтобы их узнали.

— Балинор, что все это значит? — наконец проговорил Дарин.

— Сам не пойму, — тревожно ответил принц. — Посмотрите на стражу у ворот, на их стигму. Я не вижу ни одного со знаком леопарда — это знак моего полка Пограничного Легиона. А эти носят стигму сокола, я что-то такой не припомню. А люди… вы заметили, как они смотрят?

Эльфы молча кивнули, в глазах их читалось откровенное опасение.

— Ладно, не важно, — коротко бросил Балинор. — Все равно это мой дом и дом моего отца. И это мой народ. Очень скоро, как только придем во дворец, мы выясним, что все это значит.